Образ этого бога и смысл, который был сопряжен с ним, во многом остаются загадочными. Он относится к числу наиболее древних богов и был всевышним покровителем города Мемфиса. Культ его был распространен в Нубии, Палестине, но прежде всего – в Египте, где он – около пяти тысячелетий назад – превратился в главного бога Египта, когда Мемфис стал его столицей.

Тогда начался первый период расцвета египетской культуры. Однако восстанавливать древнейшие представления о Птахе приходится по «Мемфисскому теологическому трактату» – надписи на монолите, сделанной около 700 г. до н. э. Но, по мнению специалистов, на монолите воспроизведен текст древнего папируса, написанного около 2500 г. до н. э.

В этом трактате Птах назван великим и огромным, унаследовавшим свою силу от всех богов и их духов. Мысль о творении, зародившаяся у Птаха, сравнивается с появлением Атума, солнечного света.

Девятка первобогов Атума возникла из его семени и пальцев, а Девятка богов Пта – это зубы и губы в этих устах, которые произносят названия всех вещей… Девятка создала видение глаз, слух ушей, обоняние носа, дабы они передавали все это сердцу, ибо всякое знание происходит от него, язык же повторяет лишь то, что замыслено сердцем.

Создается впечатление, что данный миф объединяет две версии о сотворении мира: гелиополь‑скую, в которой первенствует Атум, и мемфисскую. И если Атум творит материальный мир, то Птах – духовный (сердце в те времена считалось средоточием души).

Благодаря божественному слову была создана жизненная сила богов и людей. Так дана была жизнь добродетельному и смерть преступному. Так были сотворены всякие работы, всякие искусства, согласное движение рук, ног и всех членов по приказу, задуманному сердцем и выраженному языком.

И было сказано о Птахе: «Он, сотворивший все сущее и воссоздавший богов». Так было установлено и признано, что его могущество превосходит могущества других богов.

Умиротворился Птах, создав все вещи и божественные слова. Он породил богов, создал города, основал номы, водрузил богов в их святилища, учредил их жертвоприношения, основал их храмы. И вошли по его воле боги каждый в свое тело из всех пород деревьев, камня и глины, и приняли в них свой облик.

В этом мифе Птах выступает не только творцом и демиургом, но и культурным героем. Как творец, одухотворявший все сущее, он является одновременно мужским и женским первичным океаном, отцом и матерью Атума, сердцем и языком Эннеады (девятки первобогов) и Нефертемом, который находится у носа Ра.

Здесь мы вновь сталкиваемся с очень распространенным поверьем, что в божественном слове заключена необычайная творческая сила. Создание мира представлено как творение словом. Однако в отличие от более позднего библейского варианта, в данном случае как будто не сказано о сотворении из ничего. Существование материальных объектов не интересует автора (или авторов) мифа, они могли в принципе присутствовать, но без их осмысления, без их восприятия и обозначения словом они как бы остаются в небытии: без субъекта нет объекта.

В «Меифисском теологическом трактате», как видим, рассматриваются серьезные философские проблемы. Образ Птаха олицетворяет не только душу, но и разум (с нею нераздельный?). Именно сила разума – божественного Слова – является творческой силой, благодаря которой привносятся гармония, порядок в мир природы и мир людей.

Интересно, что в гимне богу Нила Хапи Птах упоминается в связи с плодородием земли. В этом своем качестве Птах отождествлялся с другим богом – Хнумом, который тоже выступал в роли демиурга. Но если Хнум изображался бараном или человеком с бараньей головой, то Птах представал в виде мужчины в плотно облегающем его одеянии, с посохом в руке.

Птаха отождествляли со многими другими богами, женой его называли Сехмет, а то и других богинь. Но почему его изображали в странном виде путника, закрытого одеждами? Этим он отличался от всех других богов. Ответ на вопрос может дать перевод слова «птах» – открывающий. Считалось, что он «отверзает уста» богов и открывает день при восходе Солнца. Можно предположить, что Птах олицетворял и открытие мира, познание (не потому ли он изображен как путник?). А то, что он плотно прикрыт – за исключением кистей рук и ступней – показывает, насколько плотен покров тайн, скрывающих от наших глаз истинную сущность бытия.

В таком случае Птах должен олицетворять одновременно и незнание (неведомое) и открытие. Ведь для египтян понятие тайны обычно сопутствовало представлениям о боге. Вот некоторые определения, которые они давали богу:

«Бог есть дух, скрытый дух, дух духов, великий дух египтян, божественный дух».

«Бог есть сокрытое Существо, и ни один человек не знает Его образ. Ни один человек не может искать Его облик; Он скрыт от богов и людей, и Он – тайна для своих творений».

«Ни один человек не знает, как познать Его. Имя Его остается сокровенным; имя Его – тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, они различны, и никто не знает число их».

«Бог есть истина; Он живет истиной, и Он питается ею. Он – царь истины. Он опирается на истину. Он создал истину, и Он вершит ее во всем мире».

«Бог есть жизнь, и лишь через Него человек живет. Бог дает жизнь человеку, и Он вдыхает дыхание жизни в ноздри его».

Если исходить из подобных текстов, то создается впечатление о вере египтян не только во множество разнообразных богов, но и в единого Бога, олицетворяющего жизнь и разум и вечно присутствующего в мире. В таком случае и Птах предстает как одно из проявлений этого Бога, одно из имен Иго, лишь частично, лишь в малой части открытого людям.