В этой главе я хотел бы поделиться личными клиническими наблюдениями. На протяжении долгих десятилетий я дискутировал со своими коллегами на тему общения со смертельно больным пациентом как в теории, так и на практике. Сорок лет назад, будучи еще только начинающим врачом, я опубликовал статью под заголовком «Нужно ли говорить больному правду?» Поводом для ее написания послужил конгресс, посвященный теме смерти, который состоялся тогда в Нью-Йорке.

Я часто вспоминаю годы практики в больницах Нью-Йорка, когда казалось правильным, что пациент покидал мир, в то время как мы, врачи, говорили с ним и шутили. Больше всего нас волновала, конечно, смерть тех пациентов, которые находились у нас в стационаре долгое время и с которыми мы чувствовали эмоциональную связь. Тайна смерти, вопросы, которые оставляла, мучили нас все время. Ни теория, ни клинические наблюдения не давали на них удовлетворительных ответов. Все время нас преследовало чувство, что нечто ускользает от нашего понимания, что в нашем знании о смерти остается существенный пробел.

Наконец мы пришли к решению систематически заняться исследованием проблемы смерти. Нашу группу энтузиастов составили шесть человек: три медицинские сестры, психиатр, психолог и социальный работник. В период с 1973 по 1974 год наша группа собиралась каждую неделю. Мы рассказывали об отдельных случаях из нашей практики, обсуждали и комментировали специальную литературу. Каждый из нас взял на себя наблюдение за одним или двумя смертельно больными пациентами.

Наша тактика была следующей: между больным и «терапевтом» строились доверительные отношения. Мы должны были по-настоящему сердечно отнестись к больным, которым полностью посвящали свое внимание. Очень скоро мы стали для них доверенными людьми. Пациенты смогли нам открыться, а у нас появилась возможность обсуждать с ними весь ход развития болезни, и самое главное, — говорить им правду. Подобные отношения между врачом и больным благоприятно сказались и на отношениях умирающих с их родственниками. Главными отличительными чертами в наших терапевтических отношениях были любовь, внимание, открытость и доверие. Хочу добавить, что, в конце концов, было неважно, говорили мы им в итоге всю правду или нет. Даже если мы и не раскрывали пациентам правду об их болезни, они ее и сами знали. К моменту ухода все больные знали свой диагноз. Мы практически ничего не скрывали от них. При этом и врачи, и пациенты были удовлетворены и «спокойны».