Смысл жизни человека составляет, пожалуй, основной вопрос философии. Во всяком случае, большинство остальных философских проблем так или иначе замыкается на нём. Кроме того, этот вопрос предельно философичен постольку, поскольку не имеет общепринятого и окончательного решения. Хотя постановка и обсуждение этого вопроса отнюдь не сводится к хаотическому своеволию мысли и чувства отдельной личности. Смысл жизни непременно есть у каждого человека. Только каждый человек по-разному понимает, определяет его в разные периоды своей жизни, даже в разном состоянии и настроении. Нередко то, что человек думает об этом смысле, расходится с поступками той же личности, а мысли и действия человека в свою очередь иначе оцениваются окружающими его людьми. Наше существование на этом свете осмысливается нами так или иначе, время от времени, зато делается это практически повсеместно и пожизненно.
В истории философии и культуры уже давно сложились типичные подходы к определению смысла индивидуальной жизни:
· позиция нигилистическая (от лат. nihil — ничто, нечего) — жизнь, если разобраться, абсурдна, лишена какого бы то ни было смысла: она рано или поздно разрушит любые идеи и намерения на сей счёт («Всё суета!» Экклезиаста и т.п. заключения); нетрудно видеть, однако, что отрицание в своей и чужой жизни смысла всё-таки представляет собой его, осмысления, разновидность; нигилизм маркирует моменты кризиса личной и общественной жизни;
· позиция фаталистическая (лат. fatalis — роковой, неизбежный, неотвратимый) — смысл жизни растворён в ней самой; следует не терять время на размышления об этом, на столь отвлечённые темы, а просто жить,
— как бы плыть в потоке событий, вбирая впечатления текущего момента; такого рода позиция чаще всего просто отодвигает итоговое осмысление собственного существования на какое-то время; она больше характерна для восточных культур типа буддизма с его культом переживаемого мгнове- ния;
· позиция сакрализированная — смысл жизни задан ей извне — то ли Богом, то ли мирским долгом — перед семьёй, профессией, государством, любым другим социальным институтом, какой-то общей идеей, коей под- чиняются наши помыслы и поступки; хотя это убеждение способно под- держать, душевно укрепить личность при всех жизненных испытания, еще чаще корпоративная мораль эксплуатирует человека, вплоть до его пора- бощения;
· позиция гуманистическая — человек сам творит смысл своего бытия; никто другой не в силах сделать это за него самого и выбор пути отражает предназначение и способности личности; в столь активной жиз- ненной позиции концентрируются ценности западных цивилизаций.
Как видно, смысл жизни нельзя объяснить научно и навязать челове- ку со стороны. Это не вопрос «Почему живет человек?» В природе (вклю- чая ее частицу — наш организм) вообще никаких смыслов нет. Есть только причины и следствия неких естественных процессов. Смыслы — продукт человеческого разума. Они «живут» в культуре общества. Хотя формиро- вание и функционирование смыслов культуры и жизни связано и с природ- ными по своей онтологии ценностями, и с межличностными, объективно складывающимися отношениями в обществе. Но о смысле надо спраши- вать не у природы, не у других людей, а у самого себя.
Более того, перед нами и не вопрос за счёт чего живет люди; не про- блема удовлетворения естественных потребностей индивида (в пище, ком- форте, продолжения рода, общественном признании). Как говорится, «бо- гатые тоже плачут», если теряют смысл дальнейшей жизни. Его обретение не гарантируется даже добросовестным исполнением гражданского долга (повиновения законам государства, нормам морали и т.п. тактическим ори- ентирам существования). Можно честно исполнять свой долг на всех
«фронтах» (семейном, служебном, общественном) и быть внутри себя глу- боко несчастным. Смысл всей жизни нельзя свести к сумме отдельных за- дач и даже общих целей нашей деятельности — учебных, трудовых, раз- влекательных, других. Сейчас мы, допустим, читаем конспект, завтра гото- вимся к экзамену, послезавтра его сдаём, летом поедем отдыхать к морю, через несколько лет получим диплом о высшем образовании, ближе к пен- сии построим новый дом, на пенсии будем путешествовать по миру, нян- чить внуков, любоваться природой, и т.д., и т.п. В ворохе такого рода про- блем общий смысл не просматривается. Обсуждаемая проблема кроется в асимметричных потоку событий вопросах типа: «Зачем это всё? Во имя че- го мы живём? Стоит ли вообще жить?» Когда имеется в виду стратегиче- ская, интегральная формулировка, а не более или менее частные её слагае- мые.
Особенности проблемы смысла жизни человека при любой её поста- новке таковы:
· общечеловеческий характер; она встает рано или поздно, чаще или реже, яснее или туманнее перед каждым мало-мальски сознательным чело- веком;
· у этой проблемы нет ни общего, ни постоянного решения; у каждо- го из нас свои особенности жизненного выбора и на протяжении жизни претерпевает качественные изменения; более того, однажды уяснённый смысл жизненных усилий в свою очередь требует дальнейших и часто всё возрастающих усилий по поддержанию осмысленности дальнейших по- ступков; смысл постоянно воюет с её же абсурдом, их моменты перепле- таются в жизни каждого;
· потеря смысла жизни, его деградация (работать, любить, бороться
— или забыться, спрятаться от проблем) свидетельствует о серьёзном кри- зисе личности, её пограничном со смертью состоянии.
Распространённые в любом обществе модели обретения и поддер- жания смысла жизни так или иначе сочетаются в сознании каждого из нас, однако их пропорция различается от человека к человеку и даже от одного этапа биографии одного и того же лица к другому.
Религиозный вариант сводится к тому, что смысл изначально зало- жен во всякую жизнь, тем более душу Богом, который сотворил человека по своему образу и подобию. Индивидуальная судьба представляет собой результат сотрудничества божественного промысла и собственных стара- ний человека следовать ему. Человек должен понять замысел божий, пере- жить его в душе и приложить к своим поступкам. Если не знать или забыть Бога, то наши часы и дни на земле обессмыслятся, как выдранные и пере- мешанные страницы книги. Творение бескорыстного добра во имя Божие наполняет жизнь истинно верующего человека высшим смыслом.
В силу внерационального характера вопроса о смысле жизни его ре- лигиозное оправдание выглядит довольно логичным. Однако не у всех и не всегда внутреннее субъективное ощущение осмысленности жизни способ- но противостоять тяге к чему-то более осязаемому, предметному.
Светские варианты осмысления жизни обычно дополняют религи- озную веру в жизнь или возмещают недостаток, отсутствие этой веры. В миру борьба за осмысление жизни отводится самой личности, от разума и воли которой зависит, найти ли в жизни смысл, потерять ли его или удер- жать.
При мирском подходе к обсуждаемой проблеме в свою очередь име- ется несколько достаточно типичных версий, которые чередуются и как-то сочетаются у разных людей:
· активизм требует от человека, чтобы он постоянно, настойчиво трудился над улучшением качества жизни, обогащением материальных её условий, повышением своего статуса в обществе; верховной целью, таким образом, становится карьера в широком её понимании — повышения сво- его социального статуса, признания окружающих, то есть своего рода по- беда над жизнью, её причудливыми обстоятельствами;
· патернализм предполагает заботу о счастье и благополучии окру- жающих, прежде всего близких, родных людей, друзей, учеников; для мно- гих, особенно женщин, истинный смысл существования — в детях, внуках, им отдаются все силы души; у многих одиноких людей роль такого «соци- ально-психологического громоотвода» играют даже домашние животные (И.А. Бунин писал покинувшей его подруге: «Что ж! Камин затоплю, буду пить. / Хорошо бы собаку купить...»); в итоге перед нами помощь другой жизни;
· изоляционизм, напротив, ищет смысла в сугубо личной жизни, ог- раничивает личные ценности профессией, каким-то увлечением, поддер- жанием собственного здоровья и душевного спокойствия; существование, таким образом, ограничивается сферой частной жизни, из которой создается своего рода «башня из слоновой кости», куда личность прячется от всей остальной жизни с её треволнениями и заботами; так что тут перед нами правила бегства от жизни.
У каждой из перечисленных жизненных позиций есть свои сильные и слабые стороны. Как правило, что бы человек ни выбрал, настанет момент, когда он пожалеет о своем выборе. По меткому наблюдению поэта Г. Шен- гели: «Нам ведь вовсе не былого, а несбывшегося жаль!..» У слишком ак- тивного, карьерного человека настоящее приносится в жертву будущему. Патерналист по призванию уничтожает собственное «Я», оно растворяется в «Ты» и «Мы». Полная изоляция от чужих забот и хлопот оборачивается вульгарным паразитизмом: груз многих жизненных проблем перекладыва- ется на чужие плечи, и человек лишается счастью благодарности своих близких, просто взаимной поддержки в беде и в старости.
Для излагаемой темы исключительно важно соотношение цели и средств её достижения в жизни человека. В принципе, дурные, антигуман- ные цели нельзя обелить якобы щадящими средствами или последующей благотворительностью. Так преступники иногда жертвуют часть своих не- праведно обретённых средств бедным, церкви, медицине и т.п. богоугод- ным заведениям. С другой стороны, нормальные, приемлемые цели можно скомпрометировать, извратить ужасными средствами (предполагающими обман, насилие над личностью). Так строгие учители, родители мучают, наказывают детей, если те учатся в школе хуже, чем это кажется воспита- телям. Так революционеры в погоне за социальной справедливостью зали- вали кровью целые страны.
Исключается ли тогда известный принцип наименьшего зла? В рассказе А. Сапковского с таким названием один герой предлагает другому выбрать меньшее зло — убить предполагаемую злоумышленницу, чтобы спасти тех жителей города, которые могут стать заложниками её банды головорезов. В ответ «ведьмак сказал серьезно:
— Зло это зло, Стрегобор. Меньшее, большее, среднее — всё едино, пропорции условны, границы размыты. Я не святой отшельник, и не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще».
По сюжету ведьмак продолжает повторять, что не верит в Меньшее Зло. И вы- слушивает следующее возражение: «Ты прав, но только отчасти. Существует просто Зло и Большое Зло, а за ними обоими в тени прячется Очень Большое Зло. ... И зна- ешь, Геральт, порой бывает так, что Очень Большое Зло схватит тебя за горло и ска- жет: «Выбирай, братец, либо я, либо то, которое чуточку поменьше». Так оно и проис- ходит в этом рассказе: Геральт убивает идущих на захват заложников бандитов в от- крытом поединке, но жители спасённого города прогоняют его как безжалостного убийцу, он получает ещё одну кличку — «мясник из Блавикена».
Ведь жизнь столь сложна и драматична, что периодически заставляет нас делать выбор между нарушением каких-то в общем правильных норм и ещё более опасным бездействием. Так врач вынужден бывает ампутиро- вать больной орган, чтобы спасти весь организм. Судья осуждает преступ- ника, чтобы как-то возместить ущерб его жертвам. Мы закрываем глаза на проступок коллеги, чтобы избежать скандала для всего коллектива. Мно- гие жёны игнорируют неверность мужей ради того, чтобы сохранить семью и не осиротить детей. В общественном транспорте почти всегда найдётся достаточно смелый мужчина, чтобы дать отпор распоясавшимся хулиганам
— с риском понести ответственность за превышение пределов необходимой обороны. И т.д., и т.п. Во множестве других жизненных эпизодов мы обречены на компромиссы с совестью. Меру компромисса нельзя определить заранее раз и навсегда. Врач испугается риска и оставит пациента без помощи. Судью подкупят, и он вынесет неправосудный приговор. Изменника отравят. Спортсмен отвернётся от хулиганов-попутчиков. Увы, тако- вы вечные контрасты жизни.
Но при любом компромиссе должен оставаться некий предел уступок обычным правилам приличия. Так, даже в самых экстремальных условиях (тюрьмы, концентрационного лагеря, фронта) у людей, не окончательно потерявших человеческий облик, оставалось два запрета: не доносить на товарищей, не исполнять смертных приговоров над ними — даже при уг- розе твоей собственной жизни за отказ делать это; всё остальное, даже то, что в нормальной жизни стыдно, на тех пределах бытия общим мнением разрешалось (украсть, обмануть и т.п.); см. хотя бы рассказ «Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына или роман «Генерал и его армия» Г.С. Владимова. Даже в мирных, нормальных условиях жизни следует помнить о том, что зло есть зло независимо от своего размера и целей. Ес- ли есть возможностью, следует вообще воздержаться от выбора между «большим» или «меньшим» злом. Если же такой возможности никак не возникает, приходится думать о меньшем зле.
Тут главное иметь и соблюдать хоть какие-то принципы. Эта послед- няя идея блестяще продемонстрирована в рассказах лучшего новеллиста всех времён и народов — О. Генри. Один из его рассказов так и называется — «У каждого свой све- тофор». В очереди в ночлежку для бродяг встречаются два обитателя нью-йоркского дна. Один из них — бывший капитан полиции, уволенный оттуда за взятки. Другой — племянник миллионера, лишённый прав наследства и обычного содержания за отказ жениться по дядиному сватовству. Обоим предоставляется шанс выбраться со дна. Для этого капитану потребуется дать показания в суде против своего бывшего напарника, а молодому человеку — всё-таки жениться на некрасивой барышне. Оба с негодованием отвергают столь выгодные предложения. И тут же нарушают другие заповеди, причём диаметрально противоположные. Капитан предпринимает попытку заключить брак по расчёту с обеспеченной владелицей магазинчика, а родственник богатея совершает донос на бывшего полицейского его действующим коллегам. Но эти нравственные грехопадения не приносят им обоим выгоды: пассия капитана выгоняет его, а юношу в свою очередь гонят взашей из полицейского участка разгневанные сослуживцы опаль- ного капитана. Получается, у героев рассказа разные, ущербные, но непоколебимые системы моральных ценностей. В этом смысл названия этой малоизвестной новеллы О.Генри.
Итак, люди не ангелы, но констатация этого факта не даёт нам повод уподобляться дьяволу. Зона нравственных табу может сужаться или рас- ширяться от культуре к культуре, от эпохе к эпохе, от человека к человеку, даже в разном возрасте одного и того же лица, безнравственность не долж- на становиться монополистом в душах людей. Иначе они перестанут быть людьми.
С другой стороны, для нормализации жизни полезна некая доза эти- ческого релятивизма (лат. relativus — относительный). Имеется в виду от- каз от сверхценностей вроде патриотизма, семейных интересов, даже соб- ственного здоровья. Ведь под психологическим прикрытием таких вроде бы бесспорных святынь совершаются многие проступки и даже преступле- ния. Фашисты оккупировали пол Европы под пением гимна «Германия превыше всего!..» Советские люди своими руками построили ГУЛАГ, при- сягая на верность «делу Ленина и Коммунистической партии». «Новые русские» всеми правдами и неправдами обогащались, думая, что обеспечи- вают настоящее и будущее членов своих семей. Хорошо ли спать сном праведника, если за стенкой умирает отец или даже кричит младенец? Ко- роче говоря, нравственные принципы не должны подминать под себя жи- вую жизнь с её неразрешимыми, но всё-таки как-то разрешаемыми колли- зиями.
В отличие от жизни, где возможны поиски какого-то смысла, смерть предстает перед нами как неразрешимая проблема. Точнее сказать, она предельно сложна. Однако не слишком сложнее, чем многие другие проблемы жизни: любовь, счастье, судьба и т.п. Причём сложнее всего с прак- тической отдачей осмысления данных вопросов. Так, можно сколько угод- но объяснять неудачу в любви, но на реальную ситуацию это нисколько не повлияет. Ещё хуже со смертью — ее можно отодвигать или облегчать, но никто никогда её не отменит, как для себя лично, так и для всех остальных живых существ. Можно заменить любовь, счастье, успех, пережить нена- висть, неудачу, но смерть не имеет альтернативы. Никто из ушедших от нас в мир иной ещё не поделился с оставшимися жить своим опытом. Однако изучив и осознав феномен смерти, возможно лучше распорядиться жизнью. Танатология (греч. thanatos — смерть) — междисциплинарное рассмотрение непосредственных причин умирания, динамике и механизмах этого процесса в его биологических, медицинских, с одной стороны, а с другой, социально-психологических аспектах.
Этапы смерти шире, чем обыкновенно кажется. Намечая их, не бу- дем брать в расчет переносных, расширительных значений термина («гра- жданская смерть», «политический труп», инвалидность, отставку, пенсию, развод, банкротство и т.п.). Эти выражения имеют в виду радикальное из- менение места личности в жизни общества, так сказать «социальную смерть», а вовсе не настоящую смерть самого организма; такие пертурба- ции могут как приближать, так и отдалять настоящую смерть. Впрочем. для кого-то такого рода жизненный крах оказывается хуже смерти.
Последнюю можно определить как необратимое прекращение жиз- недеятельности организма. В этом смысле она делится на известные ста- дии:
· клиническая смерть представляет собой в принципе обратимый этап умирания, который обычно занимает несколько минут после останов- ки сердечной деятельности и дыхания; шансы оживления зависят от степе- ни гипоксических изменений клеток коры головного мозга (при обычной температуре — 3–5 минут; при охлаждении побольше); каждый культур- ный человек, тем более с медицинским образованием, должен владеть на- выками мануальной реанимации;
· биологическая смерть — необратимое прекращение физиологиче- ских процессов в клетках и органах, после чего реанимация бесполезна; возможно только частичное донорство ради продления чьей-то другой жизни;
· коматозное состояние представляет собой своеобразную границу между клинической и биологической смертью, в абсолютном большинстве случаев безнадежную — организм благодаря непрерывной реанимации живет, но на растительном уровне; сознание, а вместе с ним и личность, в коме угасает; редчайшие случаи выхода из комы после многих лет отклю- чения сознания приводят к его серьезным изменениям — организм поста- рел, а душа нет.
Смерть в культуре разных народов, социальных групп оценивается и воспринимается по-разному. Различаются две самых типичных модели такого отношения. Первую из них можно назвать традиционной, патриар- хальной, — потому, что она сложилась в условиях доиндустриальных ци- вилизаций, характерна для жизни больших устойчивых коллективов с от- носительно низким уровнем образованности и культуры. В настоящее вре- мя она более выражена в сельской местности. Вторая модель отражает процесс урбанизации, условия жизни личности, малой семьи в большом городе, работы в больших организациях, где человек — своего рода «вин- тик» огромного механизма.
Для патриархальной модели кончина одного из членов общины, осо- бенно пожилого, — событие ожидаемое и закономерное; воспринимается смерть как необходимый момент, итог жизни. Поэтому старики там загодя копят деньги на свои похороны; все члены семьи из кожи вон лезут, чтобы успеть к постели умирающего сородича, ведут к ней малых детей — про- щаться с уходящим навсегда их уже почти предком; похороны — по сути (затратам, многолюдству, энергии) один из видов праздника; особенно по- минки довольно скоро после своего начала трудно отличить от любого дру- гого праздника по их шуму и веселью; кладбища, могилы — места частого посещения и всяческого почитания, своего рода храм для периодического поклонения. В украшения надгробия, благоустройство кладбища вклады- ваются значительные средства, нередко гораздо большие, чем выделялись покойнику при его жизни. В связи с чем очередная цитата из А. Сапковского:
«Чёрт! Чёрт! — крикнул Лютик ... Развалился весь дом! Выжить никто не мог! ...
— Ведьмак Геральт из Ривии пожертвовал собой ради спасения города, — тор- жественно проговорил ипат Невилл. — Мы не забудем его, мы почтим его. Мы поду- маем о памятнике... Лютик ... отряхнул курточку от хлопьев штукатурки, взглянув на ипата и несколькими тщательно подобранными словами высказал своё мнение о жерт- ве, почестях, памяти и всех памятниках мира».
Модернизированная модель рассматривает любую смерть, тем более близкого человека, как катастрофу, нечто непоправимо и непереносимо страшное, дикую случайность. Сама мысль о смерти изгоняется из созна- ния. О ней не принято говорить без особой нужды. Безнадёжно больной, обречённый человек помещается в больницу; он умирает на руках меди- цинского персонала, т.е. по сути дела в одиночестве. Перемещение гроба или (всё чаще) урны с его прахом на кладбище осуществляют только самые близкие родственники и друзья покойного. Это мероприятие ограничивает- ся только церковной или гражданской панихидой по минимальному сцена- рию. Могилу самого близкого человека потом навещают, как правило, в полном одиночестве или малыми группами.
В наши дни можно наблюдать то или иное сочетание патриархально- го и модернизированного отношений к смерти в различных регионах, со- циальных группах, семьях.