Лежащая передо мной книга вызывает у меня самые положительные эмоции, а вместе с ними и потребность поделиться ими с читателем. Прежде всего отмечу, что по большинству принципиальных моментов я согласен с автором. Но согласие это включает в себя желание по многим вопросам поспорить - и это первое достоинство книги. Манера изложения автора провоцирует на обсуждение поднятых им вопросов. Подчеркиваю, именно на обсуждение, а не просто на равнодушное согласие. Во; многих случаях А.Л. Никифоров как бы специально подставляется, намеренно заостренно формулируя тезис, чтобы затем внести в него коррективы. Я, отметил в тексте не меньше десяти таких «провокаций». Так, на с. 20 наука и философия различаются тем, что первая «стремится подтверждать свои положения фактами, философия же в этом не нуждается». Мягко говоря, это слишком сильное утверждение. В дальнейшем изложении, автор сам его практически дезавуирует.

С отмеченной манерой подачи материала гармонирует язык изложения. Можно быть не согласным с автором, но в чем его никак нельзя упрекнуть, так это в отсутствии ясности. Это обстоятельство выгодно отличает рецензируемую книгу от многих философских работ, основное достоинство которых — «птичий язык» и заумность. В качестве примера сошлюсь на книгу «Философия» (учебник под редакцией В.Д. Губина и др. М., 1996). В ней есть ясно и четко написанные разделы, например, раздел «Философия науки», но есть и прямо обратное, например, раздел «Онтология: учение о бытии». Я ставил эксперимент: предлагал студентам, прочитав 20 страниц текста (за любое конечное время), в течение 5 минут своими словами рассказать, о чем они читали. Выполнивший задание получал отличную оценку за весь курс философии. Желающих не нашлось.

Второе безусловное достоинство рецензируемой книги; в ней почти отсутствуют фактические ошибки. Я внимательно прочитал.книгу и. дошел только одну - отмечу ее в качестве раритета: на с. 20 утверждается, что Дж. Дж. Томсон «представил атом в виде положительно заряженного ядра, вокруг которого вращаются по концентрическим кольцевым орбитам электроны». Это не модель Томсона, а модель Резерфорда. Модель Томсона называют пудинговой: весь объем атома равномерно заполнен положительно заряженным веществом, в котором как изюминки в пудинге расположены электроны.

С ясным, лёгким, провоцирующим на обсуждение стилем изложения связаны и некоторые издержки. В ряде случаев автор не может удержаться от вскользь брошенных замечаний, относящихся к вызывающим острую полемику, я бы сказал, знаковым тезисам. Так, на с. 79 вскользь брошена фраза об «интереснейшей работе И.Р. Шафаревича». Все нематематические работы Шафаревича настолько амбивалентны, что ограничить характеристику эпитетом интереснейший, значит хочешь, не хочешь занять определенную позицию. Дважды А.Л. Никифоров (с. 81 и 166) высказывает свое крайне негативное отношение к политикам и журналистам. Так, он пишет, что превзойти политика «в лицемерии и подлости может только журналист». По контексту на это высказывание навешен квантор общности. На мой взгляд, подобного рода места не украшают книгу.

Все, что говорилось до сих пор, было разговором вокруг книги. Теперь перейдем к главному - тому кругу идей, (которые развивает автор, излагая свое понимание философии и стремясь убедить читателя (на мой взгляд, достаточно успешно) в плодотворности такого понимания. Прежде всего выясняется, чем философия не является: раскрывается ее отличие от искусства, религии, науки и мифа. Здесь можно что-то уточнить, что-то добавить, но в целом я с автором согласен. Особого рассмотрения заслуживает вопрос об истинностной оценке философских утверждений и характеристика мировоззрения как субъективного феномена. «Наука интерсубъективна, Мировоззрение всегда субъективно, научные знания истинны или ложны, мировоззрение не допускает истинностной оценки» (с. 131).

На мой взгляд, такое решение вопроса слишком прямолинейно. Верно, что философские положения непосредственно не допускают истинностной оценки. По всем проблемам, с которыми на протяжении всей своей 2,5-тысячелетней истории она сталкивается, философия имеет альтернативные концепции. Древнегреческие философы различали знание и мнения (правда, свои философские построения они считали знанием). В этой паре категорий их надо было бы считать мнением. Мне представляется, что эта альтернатива не применима к развитым философским концепциям.

Серьезное упущение автора, на мой взгляд, состоит вот в чем. В своей книге он замечает, что с некоторым удивлением обнаружил, что он, оказывается, попперианец и сильно заражен марксистской фразеологией. Что касается второго, то я это не особенно заметил (очевидно, я сам порядком заражен марксистской фразеологией), но что касается первого, я со всей решительностью констатирую, что А.Л. Никофоров плохой попперианец - он совершенно не учитывает наличие «третьего мира» - мира объективного знания (в рецензируемой книге один раз вскользь промелькнула фраза о третьем мире).

В «третий мир» Поппер включает все продукты человеческого духа, существующие в виде научных теорий, произведений искусства, разнообразных текстов и т.д. В этом третьем мире существуют философские концепции и, как подчеркивает Поппер, это делает возможным их реальное обсуждение и критику. По этому, кстати, неверна характеристика мировоззрения как чисто субъективного феномена. Мировоззрение, как житель третьего мира, имеет объективный статус. Это, конечно, не статус научных теорий. И философские. концепции не могут быть истинными в том же смысле, в каком истинны научные теории. Но и истинность научных теорий, кстати говоря, тоже всегда проблематична.

А.Л. Никифоров, как мне представляется, должен согласиться с высказанным сейчас замечанием. Он сам с несколько другой стороны подходит к развиваемому мной тезису. Ему мешает игнорирование третьего мира. Речь идет вот о чем. Он вводит (на мой взгляд, весьма плодотворно) различие двух способов существования философии — «в виде конкретных мировоззренческих систем и в виде абстрактной теории таких систем… именно абстрактные философские категории обеспечивают единство философии и являются основой коммуникации между представителями разных школ и направлений» (с. 117). И дальше: «конечно, конкретная философская система - не наука, понятие истины к ее утверждениям не применимо, однако теория таких систем, устанавливающая общие соотношения между абстрактными категориями… уже гораздо ближе к науке и вполне может быть поставлена в один ряд с такими науками, как, например, математика» (там же).

Это даже больше, чем я утверждал выше. Поставить философию в один ряд с математикой я бы все-таки не решился в силу принципиальной неопределенности философских категорий и их отличия от всегда количественно определенных понятий математики.

В свое время на одном из семинаров в секторе философских вопросов естествознания Института философии АН СССР (начало 70-х годов) В.Ф. Турчин предложил схему четырех языков, образованных по основаниям «абстрактный - конкретный» и «формализованный - неформализованный». В публикациях я этой схемы не встречал, поэтому ссылаюсь на семинар. Получается четыре языка: 1. Конкретный - неформализованный (это язык обыденного сознания); 2. Конкретный - формализованный (это язык фактуальных наук, если угодно, язык науки); 3. Абстрактный — формализованный (это язык математики); 4. Абстрактный - неформализованный (это язык философии). Эта схема, на мой взгляд, обосновывает, почему философию все-таки не стоит ставить в один ряд с математикой.

В отдельную главу А.Л. Никифоров выделяет рассмотрение так называемого основного вопроса философии. Со всеми критическими замечаниями автора в адрес диаматовской трактовки основного вопроса философии можно согласиться. Конечно, неверно все богатство философской проблематики сводить к основному вопросу философии или даже связывать с ним. Есть масса проблем достаточно нейтральных к оппозиции материализма и идеализма. Вместе с тем, и А.Л. Никифоров правильно подчеркивает это, любой философ (хотя бы для себя) так или иначе решает вопрос о соотношении Я и не-Я (причем это может и не быть главным содержанием его философской концепции). Мне кажется, что в словосочетании «основной вопрос философии» слову «основной» не надо придавать его словарного смысла. Словосочетание «основной вопрос» стоит рассматривать как единый специфический термин марксистской философии.

Если же понимать «основной» в смысле «самый главный», «самый важный», то это вообще неверно ни для многих отдельных философов, ни для философии в целом. На мой взгляд, наиболее главной и фундаментальной проблемой на всем протяжении ее истории является оппозиция рационализма и иррационализма. Только в рамках рационалистской традиции имеет смысл оппозиция материализма и идеализма; в рамках иррационализма самой этой оппозиции нет.

Весьма интересные, хотя и не бесспорные положения развивает автор, характеризуя научную работу в области философии. Он вводит понятие первичной и вторичной работы. Первичная работа - это работа творческая, философ говорит что-то свое; вторичная работа носит обзорный характер. Исследователь обозревает, кто как решает ту или иную проблему. На мой взгляд, в этом различении есть рациональный смысл, но слишком резкое различие той и другой работы все-таки, наверное, неправильно. В любой обзорной работе, если она профессионально сделана, так или иначе проявляется позиция пишущего, а любая творческая работа не должна быть изобретением велосипеда, а должна, по возможности, включать обзор предшествующей литературы.

Я считаю, что резкость противопоставления первичной и вторичной работы обусловлена у А.Л. Никифорова его пониманием специфики работы философа в отличие от работы ученого. «Исходный пункт философского исследования, - пишет автор, - не вопрос, не проблема, с которых, по мнению Поппера, начинается наука, а субъективная неудовлетворенность существующими решениями» (с. 66), или «… ученые работают над общепризнанными проблемами. Философ же сам изобретает для себя проблему» (с. 63). Я считаю, что это противопоставление, так же, как и тезис о субъективности мировоззрения, проистекает из неучета третьего мира. В философии, как феномене третьего мира, проблемы существуют, так же, как и в науке. Конечно, есть определенная специфика, отличающие философские проблемы от научных. И один очень важный момент этой специфики проницательно обнаруживает А.Л. Никифоров.

Разбирая в качестве иллюстрации свою собственную работу, связанную с анализом понятия «факт», он отмечает, что философ «… придумывает новые определения известных понятий или вводит новые понятия, а затем извлекает из этого неожиданные следствия, но при этом делает вид, что проникает в суть вещей» (с. 74). Это очень верное замечание, с которым, наверное, не, все философы согласятся.

В заключение я хотел бы отметить анализ автором основных сфер философских исследований. Исходя из тезиса о том, что в основе всякого мировоззрения лежит анализ взаимоотношения Я и не-Я, автор справедливо выделяет три сферы:
1) характеризуется не-Я (онтологический вопрос);
2) что такое Я (автор называет антропологическим вопросом);
3) отношение Я и не-Я (гносеологический, аксилогический, праксеологический вопросы).

Давая характеристику этих сфер, А.Л. Никифоров справедливо отмечает, что «большинство философов принимают современную научную картину мира, к которой философия мало что может добавить» (с. 120). Анализируя вторую и третью сферы, он указывает, что в наши дни многие философские направления делают центром мировоззренческих интересов человека и общество. «Философская антропология и социальная философия -вот что занимает место традиционных философских областей. Я с грустью прихожу к этому выводу, ибо всю жизнь посвятил проблемам логики, теории познания, философии науки, и на новом этапе развития философской мысли, скорее всего, окажусь на обочине ее магистрального пути» (с. 122).

Со столь пессимистическим резюме я решительно не согласен. Сколь бы широко ни была представлена антропологическая и социальная проблематика, фундаментом философии все равно всегда будет оставаться гносеология, дающая общий анализ категориального аппарата, которым пользуются любые сферы философского анализа. Я рискну высказать тезис, что гносеология в философии занимает в структурном отношении место, аналогичное месту физики в естествознании. Как бы ни возрастали роль и значимость биологических работ (чему мы все явились свидетелями во второй половине XX в.), исследование наиболее фундаментальных уровней бытия, если угодно по определению, является задачей физики. Аналогичную роль играет гносеология в сфере философских исследований.

Итак, в книге А.Л. Никифорова мы имеем яркое, оригинальное, глубоко продуманное, ясно и задиристо изложенное освещение фундаментальных проблем философии. Книгу с интересом прочтет каждый, имеющий склонность к размышлениям о сути мира и человека.