ИВАН ПАВЛОВ

Скульптор Сергей Конёнков рассказыва­ет в своих воспоминаниях об одном за­бавном случае, произошедшем, когда он в конце 20-х гг. лепил бюст академика Павло­ва. Академик приезжал к нему в студию на автомобиле, но как-то попросил привезти его в конном экипаже, сказав, что автотранспорт ему надоел. Но достать кон­ный экипаж оказалось непросто. В конце концов академику Павлову был подан, как обычно, автомобиль, но с опозданием на два часа.

Возмущённый потерей времени учёный пригрозил, что перестанет позировать. Оказалось, виною всему был нелепый слу­чай. Поиски конного экипажа привели в зоо­парк, где согласились дать напрокат лошадку, вот уже 10 лет катавшую детей по кругу. Но когда животное запрягли в экипаж городского типа, оказалось, что оно неспособно покинуть территорию зоо­парка и привычно сворачивает на круговой маршрут. Промучившись целый час с ло­шадью, академику решили всё же подать ав­томобиль.

Конёнков пишет, что он с тревогой ожидал, какой взрыв ярости вызовет у Ива­на Петровича это нелепое происшествие. Но неожиданно учёный пришёл в хорошее расположение духа и воскликнул:

— Отлично! Это только подтвержда­ет мою теорию условных рефлексов!

Созданный Конёнковым бюст И. П. Пав­лова считается одним из лучших произве­дений ваятеля.

ПАМЯТНИК СОБАКЕ

С необыкновенной сердечностью ака­демик Павлов относился к верным служителям науки — подопытным соба­кам.

В Колтушах (под Ленинградом), во дво­ре Института экспериментальной медицины, физиологическим отделением ко­торого руководил Павлов, по его предло­жению был сооружён памятник собаке, созданный по проекту скульптора И. Беспалова.

Памятник был открыт в 1935 г., за не­сколько дней до начала работы Всемирного конгресса физиологов в Ленинграде.

Это не изображение какой-то опре­делённой собаки, а памятник подопытной собаке вообще. На одном из барельефов изображена собака, вылизывающая за­гноившуюся рану на шее у другой собаки, перенёсшей операцию, — тем самым она спасает её от смерти.

Павлов говорил на открытии памятника: «Я лично памятником дово­лен. Я ведь о нём давно мечтал. Это апофе­оз собаки, благодарность человечества».

За свою научную деятельность русский учёный Иван Павлов был награждён физиологами всех стран почётным титулом «старейшина физиологов мира». Ни до него, ни после ни один биолог не удостаивался такой чести.

Родился Иван Петрович Павлов 26 сентября 1849 г. в семье рязанского священника. Отец привил ему любовь к работе в саду, которую Павлов сохранил на всю жизнь. Именно регу­лярной работой в саду он позднее объяснял своё долголетие.

Отец мечтал о том, чтобы сын, как и он, стал священником. Поначалу судьба Ивана Павлова так и складывалась: он стая учиться в духовной семинарии. Но юношу увлекли естествен­ные науки, и, оставив семинарию, он поступил в Петер­бургский университет.

Большое влияние на студентов тогда оказывали книги Ива­на Сеченова «Рефлексы головного мозга» и Джорджа Льюиса «Физиология обыденной жизни». Увлёкшись физиологией, Павлов посвятил этой науке всю свою жизнь.

За исследования в области физиологии он ещё студентом дважды был награждён золотой медалью: первый раз в уни­верситете, а второй — в Военно-Медицинской академии.

ИЗУЧЕНИЕ ПИЩЕВАРЕНИЯ. В 90-е гг. XIX в. Павлов поставил ряд опытов по изучению пищеварения, ставших классическими. Методы исследования, предложенные им, были новаторскими.

Павлов выводил наружу протоки пищеварительных желёз подопытных животных, делая постоянные фистулы (свищи), т. е. каналы из внутренних органов наружу. Через них наружу капали чистые желудочный сок или сок поджелудочной железы, слюна.

Большую известность получили опыты Павлова по мни­мому кормлению. При этом пищевод у собаки перерезали и оба конца выводили наружу. Чтобы накормить такую собаку, ей надо было вводить пищу прямо в пищевод. Проглоченная ею пища не попадала в желудок, а через фистулу выпадала наружу. Но при этом в пустом желудке при жевании и глотании активно выделялся желудочный сок. Тем самым было доказано, что выделение желудочного сока регулируется нервной системой.

Павлов хотел выяснить, как изменяется состав желудочно­го сока во время переваривания пищи. Казалось бы, это невозможно: ведь тогда сок уже перемешан с пищей. Но Павлов провёл сложную операцию и создал у собаки второй, маленький желудок (получивший название «павловский же­лудочек»). Пища в него не попадала, но сок он выделял точно такой же, как и основной желудок. Его можно было исследо­вать.

Комитет по Нобелевским премиям заинтересовался рабо­тами Павлова. Чтобы ознакомиться с ними, в Петербург выехала комиссия Нобелевского комитета.

В лаборатории Павлова членам комиссии продемонстриро­вали разнообразные фистулы, мнимое кормление, «павлов­ский желудочек» и т. д. Всё увиденное произвело на них огромное впечатление, и члены комиссии оценили результаты опытов Павлова как открытия мирового значения. В 1904 г. учёному была вручена Нобелевская премия, а тремя годами позже он был избран в Академию наук России.

УЧЕНИЕ О ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬ­НОСТИ. Строго научно Павлов подошёл к тому, что прежде считалось заповедным и непознавае­мым. В одном из выступлений он заметил, что «мозг, который создал естествознание, сам ста­новится объектом этого естествознания».

Учение о высшей нервной деятельности стало делом всей жизни Павлова. К изучению высшей нервной деятельности Павлов пришёл от своих опытов по пищеварению. Когда подопытной со­баке давали пищу, из фистулы в слюнной железе начинала капать слюна. Павлов обратил внима­ние на то, что слюна из фистулы начинала капать у собаки, как только она слышала шаги человека, приносящего ей в определённое время пищу.

Значит, у собаки в коре головного мозга за­крепилась связь между звуком шагов и полу­чением еды. Такую реакцию у собаки можно было вырабатывать не только на звук шагов, но и на звон колокольчика, свет, тепло, холод и т. д.

Ответы организма на внешние воздействия — рефлексы — Павлов разделил на врождённые

(безусловные) и приобретённые в те­чение жизни (условные). Поиски пи­щи, защита от врагов, даже такие сложные действия, как строительство плотин у бобров, — безусловные рефлексы, присущие жи­вотным от рождения. А, например, выполнение собакой команд хозяина относится к рефлексам условным, созданным дрессировкой.

Павлов изучал, как возникают и угасают (тормозятся) условные рефлексы. Торможение может быть внешним. Например, можно при­учить собаку к кормлению по звонку, а затем сопроводить звонок непривычным для неё гром­ким шумом. Тогда условный рефлекс на звонок не проявится. Именно поэтому для опытов с условными рефлексами в институте, где работал Павлов, было выстроено особое здание — «Баш­ня молчания» со стенами, не пропускающими звук.

Торможение может быть и внутренним. Орга­низм просто не способен отвечать на каждый внешний раздражитель. Он выделяет среди них главные, а остальные «не замечает».





Павлов говорил, что именно внутреннее торможение лежит в основе всей культуры поведения. Разумное поведение требует торможения необдуманных поступков, вредных привычек.

Павлов выделил у человека и животных две сигнальные системы. Человек, как и животные, воспринимает прямое воз­действие, сигналы внешней среды. Это — первая сигнальная система.

Но в отличие от животных у человека есть и вторая сигналь­ная система — речевая. Слова, по мнению Павлова, — это как бы сигналы сигналов.

Хотя, шутливо замечал учёный, если вторая сигнальная система отрывается от первой, то «вы оказываетесь пустословом, болтуном и не найдёте себе места в жизни».

Свою основную монографию о высшей нервной деятельности академик Павлов назвал плодом «непрерывного 25-летнего думания». Решить поставленную задачу можно, говорил он, толь­ко просыпаясь и ложась спать с мыслью о ней.

В августе 1935 г. в Ленинграде состоялся Всемирный конгресс физиологов. Его президентом был избран академик Павлов. Делегаты конгресса присвоили ему почётное звание «princeps physiologorum mundi» — по-латыни «старейшина физиологов мира». Это был настоящий научный триумф Павлова, венец его деятельности.

ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЗИЦИЯ УЧЁНОГО. Академик Пав­лов приветствовал Февральскую революцию 1917 г. В апреле того же года он писал: «За Великой французской революцией числится и великий грех — казнить гениального Лавуазье и заявить ему, просящему об отсрочке для окончания каких-то важных химических опытов, что «республика не нуждается в учёных и их опытах». Но протекшее столетие произвело реши­тельный переворот и в этом отношении в человеческих умах, и теперь нельзя бояться такой демократии, которая позабыла бы вечно царственную роль науки в человеческой жизни».

К октябрьскому перевороту 1917 г. и установлению советской власти Павлов отнёсся резко отрицательно. Ему приписывают известные слова о том, что если то, что делают большевики со страной, — эксперимент, то он для такого эксперимента пожалел бы и собаку. Как писал позднее академик Пётр Капица, Павлов «без стеснения, в самых резких выражениях критиковал и даже ругал руководство, крестился у каждой церкви, носил царские ордена, на которые до революции не обращал внимания».

Сам Павлов писал: «В первые годы революции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму. Мне было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я тогда написал Ленину: "Я не социалист и не верю в Ваш опасный социальный эксперимент"».

Ответ главы Совнаркома был неожиданным: он распорядился обеспечить Павлову все условия для научной работы, организо­вать (в голодном Петрограде!) питание подопытных собак. Сов­нарком принял по этому поводу особое постановление.

Рассказывают, что академик Алексей Крылов, встретив как-то Павлова на улице, даже шутливо попросил «взять его к себе в собаки». Павлов отвечал: «Вы умный человек, а такие глу­пости говорите».

Академик Павлов считал своим долгом заступаться за неспра­ведливо арестованных или осуждённых людей. Иногда его за­ступничество спасало людям жизнь.

Резко критические обращения академика Павлова к властям представляют собой одни из самых замечательных документов





19 июля 1912 г. Иван Петрович Пав лов должен был получить в Кембриджском университете в Англии учёное звание доктора. Когда он шёл к столу президиума, где ему должны были вручить диплом, то с удивлением за­метил, что стоявшие на хорах студен­ты спустили ему сверху на верёвочке какой-то предмет. Это была игрушечиая белая собачка, утыканная разноцветными трубочками-фистулами.

Павлов протянул руки, и подарок очутился у него в ладо­нях. Учёному было известно, что когда за 30 лет до него та же степень присуждалась Чарлзу Дарвину, студенты в знак своего уважения и понимания так же спустили с хоров в руки Дарвину игрушечную обезьянку.

Теперь они хотели выразить своё почтение русскому учёному, показать, что видят параллель между ним и Дарвином. Игрушку в руки Павлову опустил внук Дарвина Чарлз, один из студентов университета.

Русский учёный был необычайно тронут подарком сту­дентов. Вернувшись на родину, он часто показывал гостям своего кабинета игрушечную собачку и вспоминал историю этого подарка.

эпохи. 21 декабря 1934 г., через 3 недели после убийства Кирова и начала новой волны репрес­сий, 85-летний учёный направляет в правитель­ство обращение, в котором пишет:

«Революция застала меня почти в 70 лет. А в меня засело как-то твёрдое убеждение, что срок дельной человеческой жизни именно 70 лет. И поэтому я смело и открыто критиковал рево­люцию. Я говорил себе: «Чёрт с ними! Пусть расстреляют. Всё равно жизнь кончена, а я сде­лаю то, что требовало от меня моё достоинство». На меня поэтому не действовало ни приглашение в старую Чеку, правда, кончившееся ничем, ни угрозы при Зиновьеве в здешней «Правде» по поводу одного моего публичного чтения: «Можно ведь и ушибить»...

Мы жили и живём под неослабевающим ре­жимом террора и насилия.... Я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиат­ских деспотий. А у нас это называется республи­ками. Как это понимать? Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, про­исшедшему из зверя, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговарива­ют к смерти массы себе подобных и с удовлетво­рением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувству­ющими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться сущест­вами с чувством собственного достоинства. Не один же я так чувствую и думаю? Пощадите же родину и нас».

Глава Советского правительства Вячеслав Мо­лотов в ответном письме грубо указывал учёному «его место»:

«Должен выразить Вам своё откровенное мне­ние о полной неубедительности и несостоятель­ности высказанных в Вашем письме политиче­ских положений. Можно только удивляться, что

Вы берётесь делать категорические выводы в отношении принципиально-политических воп­росов, научная основа которых Вам, как видно, совершенно неизвестна. Могу лишь добавить, что политические руководители СССР ни в коем слу­чае не позволили бы себе проявить подобную ретивость в отношении вопросов физиологии, где Ваш научный авторитет бесспорен».

Когда 27 февраля 1936 г. учёного не стало, профессор медицины Дмитрий Плетнёв (позднее оклеветанный и расстрелянный) дал в некрологе совсем неожиданную для той эпохи характерис­тику Ивана Павлова:

«Он никогда, никогда, ни в молодости, ни в старости не лицемерил, не приспособлялся. Он глубоко презирал людей, которых историк эпохи Смутного времени охарактеризовал словами: "Те­лом и духом перегибательные"».

Мужество академика Павлова, учёного и граж­данина, помогало другим представителям интел­лигенции в трудное время сохранять чувство соб­ственного достоинства и долга.