Производство: Франция — Германия, 1964 г. Автор сценария и режиссёр Ж. Деми. Оператор Ж. Рабье. Художник Б. Эвейн. Композитор М. Легран. В ролях: К. Денёв, Н. Кастельнуово, А. Вернон, М. Мишель, Э. Фарне, М. Перрей и др.



Французское кино долго не могло найти своего подхода к киномюзиклу. Только в 1960-е годы в Париже были созданы два фильма, которые следует приветствовать как первые французские киномюзиклы: «Шербурские зонтики» (1964) и «Девушки из Рошфора» (1967). Их автор Жак Деми принадлежал к той группе молодых кинодеятелей, которая под названием «Новая волна» ратовала за обновление французского кино. Жак Деми был единственным, кто стал экспериментировать в области музыкального фильма. Попыткой создания мюзикла был уже его кинодебют «Лола» (1960). Он использовал в нём очаровательную любовную историю о девушке из Нанта и нашёл в Мишеле Легране композитора, искренне заинтересованного в развитии французского музыкального фильма.

В «Лоле» — истории несостоявшейся любви, бегства, одиночества — ведущую роль певицы и танцовщицы кабаре играла Анук Эме. Одним из главных персонажей фильма был Ролан Кассар, влюблённый в Лолу друг детства, которого она бросила. Персонаж Кассара вместе с актёром Марком Мишелем перешёл потом в «Шербурские зонтики». Именно там он рассказывал матери Женевьевы о том, что тяжело пережил измену Лолы, уехал в Америку, много работал, разбогател, стал крупным ювелиром. Таким образом Жак Деми перебрасывал мостик из одного фильма в другой в сюжетном плане. К тому же одна из героинь «Лолы» — Сесиль — сбегала из Нанта не куда-нибудь, а в Шербур.

Когда в 1960 году первый фильм «Лола» вышел на экран, молодая французская актриса Катрин Денёв получила приглашение на просмотр, где рядом с именем Жака Деми была приписка: «…очень хотел бы с вами встретиться».

«Я была заинтригована и тронута, — рассказывает Катрин. — Оказалось, он увидел меня в „Ловеласе“ с Мелом Феррером. Мы встретились, и он поделился со мной своим проектом. Но прошло много времени, прежде чем мы приступили к съёмкам фильма».

Восемнадцатилетняя актриса к тому времени уже снялась в семи фильмах, но ни один из них не удовлетворил её. Она всерьёз задумывалась над тем, стоит ли ей связывать свою жизнь с кинематографом.

В своей новой картине, получившей название «Шербурские зонтики» (1964), режиссёр обратился к той же теме, но в совершенно новой стилистике, названной критикой «film chante», то есть «спетого фильма». Постановку Жак Деми задумал вместе с Леграном и музыкальным редактором Франсисом Лемарком.

Рассказывает Мишель Легран: «После „Лолы“ мы с Жаком стали друзьями. Он предложил мне проект „Верность, или Шербурские зонтики“. Мы решили сделать мюзикл, заперлись у меня дома и начали сочинять песни. Сначала мы считали, что это обычный мюзикл, в котором диалоги проговаривают, а песни поют. Через десять дней мы поняли, что ничего не выйдет. Нас всё время смущали переходы от диалогов к музыке и наоборот. Я начал сомневаться в нашей затее. Жак тоже. Мы расстались на несколько месяцев, а потом Жак позвонил мне и сказал: „Если нам не нравятся стыки музыки и диалогов, давай сделаем без стыков — пусть поют и диалоги, и песни!“»

Целый год Деми и Легран ходили по офисам, пытаясь пристроить свой необычный сценарий. Композитор исполнял всю партитуру, пел за всех персонажей. В ответ продюсеры заявляли, что это какое-то сумасшествие. Авторов «Шербурских зонтиков» выставляли отовсюду. Наконец они отправили письмо медиа-магнату Пьеру Лазареву: «Мы хотим показать вам необычный проект». И вскоре им назначили встречу.

«Мы с Жаком пришли, приготовились снова исполнять наш своеобразный номер, — рассказывает Легран. — Лазарев вошёл в кабинет и произнёс: „Я не понял толком, что это такое, но это наверняка эпатирует публику. А моя приятельница Маг Бодар хочет стать продюсером. Поэтому она будет продюсировать ваш фильм, а я его оплачу“. Высказав всё это на одном дыхании, он сел в кресло, закурил трубку и начал говорить с кем-то по телефону. Мы его больше не интересовали».

Роль Женевьевы изначально писалась для Катрин Денёв.

На роль матери Женевьевы режиссёр прочил Даниель Даррье. Но обстоятельства помешали этому, и вместо Даррье режиссёр сначала пригласил Мишлин Прель, а затем Анн Вернон.

Мишель Легран записал музыку вместе со своим оркестром и певцами Даниель Ликари, Жозе Бартель и другими. Катрин Денёв и Нино Кастельнуово, Анн Вернон и Марк Мишель приступили к заучиванию своих партий. Вся роль и музыкальная партия должны быть выучены ими наизусть до начала работы. Это требовало особой дисциплины.

Картина «Шербурские зонтики» рассказывает печальную историю любви.

…Улица де ля Тур Карре в Шербуре. 1957 год. Вдова Эмери (Анн Вернон) держит магазин «Шербурские зонтики». Ей помогает торговать дочь Женевьева (Катрин Денёв). Неподалёку от них в гараже работает автомеханик Ги Фуше (Нино Кастельнуово). Женевьева без памяти влюблена в парня.

Любовь разбивается, когда Ги приходится уехать в Алжир. Теперь Женевьева ждёт его писем, которые приходят всё реже, и… ребёнка. Под давлением матери она выходит замуж за состоятельного Ролана Кассара (Марк Мишель) и уезжает из Шербура.

Спустя два года Ги возвращается. Узнав о замужестве Женевьевы, он страдает, ищет утешения в «разгуле», но потом соединяет судьбу с давно влюблённой в него Мадлен (Э. Фарне). Он покупает заправочную станцию и становится добродетельным отцом семейства.

Однажды в сочельник 1962 года перед станцией останавливается «мерседес» с Женевьевой и её дочерью Франсуазой. Героиня вновь встречается с Ги — теперь она богатая ухоженная дама в норковом манто. Всего лишь двумя-тремя репликами перебрасываются они, из коих следует, что оба счастливы и не жалеют о прошлом. «Кто у тебя?» — «Дочь, Франсуаза». — «А у тебя?» — «Сын, Франсуа». — «Хочешь посмотреть на свою дочь?» — спрашивает Женевьева (девочка сидит в машине). У Ги такого желания нет. Они стали чужими людьми и теперь равнодушно расстаются навсегда. Им остаётся лишь дорогое и горькое воспоминание о большой любви в Шербуре…

Грустная, сентиментальная мелодия Мишеля Леграна звучит на фоне финальных титров.

По сюжету это типичная мелодрама. Но она была решена исключительно музыкальными средствами. Такого ещё не было в кино: все персонажи Деми пели от начала до конца фильма: даже банальные бытовые разговоры были представлены в форме речитатива. Многие зрители испытали нечто вроде шока, когда в начале ленты автомеханик Ги и его шеф стали в песенной форме «беседовать» о причине неисправности «мерседеса» и предстоящей сверхурочной работе. Так что нет ничего удивительного в том, что критика — и даже сам Деми — поначалу рассматривали картину не как киномюзикл, а как кинооперу.

«Я ничего не беру в свою картину из американского мюзикла и французской оперетты, — заявил перед съёмками Деми. — У меня все диалоги, написанные в форме белого стиха, поются персонажами. То есть это нечто вроде оперы, где все слова понятны, а музыка строится на простых, даже популярных темах…

Я хотел сделать фильм, в котором музыке было бы подчинено всё. Движение камеры, положение актёров должны были направляться музыкальным ритмом и в то же время оставаться тесно связанными с реальностью…

Это „фильм в пении“, если можно так сказать по аналогии с понятием „фильм в цвете“».

Снимать такую картину оказалось очень сложно. Деми работал с актёрами, не имевшими никакого опыта участия в киномюзикле. Весь фильм снят по «плейбэк-системе», так что ни в одной сцене нельзя услышать голоса занятых в нём актёров. Каждая сцена была до секунды хронометрирована. Как впоследствии скажет Катрин Денёв, сия «весьма принудительная гимнастика», овладеть которой удалось не сразу, дала в конце концов поразительный результат. В этой связи много говорилось об оригинальности формы и превосходной музыке Мишеля Леграна. Музыка становится средством выражения чувств и мыслей персонажей. И в том, что этот необычный опыт не провалился, — несомненная заслуга всего ансамбля Жака Деми.

Когда фильм был закончен, никто не хотел его прокатывать. Маг Бодар пожаловалась Лазареву, который тотчас же позвонил лучшему прокатчику и сказал, что не опубликует в своих журналах ни строчки его рекламы, если он не покажет в своих кинотеатрах «Шербурские зонтики». В результате фильм шёл в лучших парижских залах. И с первого дня пришёл успех.

Весь пронизанный музыкой, которую вскоре станут исполнять во всём мире, с новыми лицами на экране, фильм вызовет множество споров, будет иметь не только поклонников, но и противников. Сначала ему присудили приз Луи Деллюка, а затем отправили на Каннский фестиваль 1964 года, на котором наградили Золотой Пальмовой ветвью — главным призом фестиваля. Это уже был триумф.

Немецкий киновед Михаэль Ханиш писал: «„Шербурские зонтики“ исполнены истинно французского очарования, которое трудно описать словами. Некоторые критики пытались даже найти связь музыки, написанной для этого фильма, с произведениями Моцарта. Основанием тому явилась особая непринуждённость, утончённая развлекательность, прекрасные мелодии, исполненные вкуса музыкальные образы фильма. И вместе с тем в эту романтическую историю реально входит французская действительность — точно так же, как у Моцарта отчётливо проступают проблемы его времени…»

Публика не осталась равнодушной к такой форме рассказа о неудачной любви, порушенной недавно закончившейся войной в Алжире. После первого недоумения она уже вполне естественно следила за логикой фильма и воспринимала речитативы как совершенно нормальную форму коммуникации персонажей.

Стихотворением в музыке и цвете называли это самое совершенное создание Деми.

Действие и музыка достигают у Деми органического единства. Хотя Деми и Легран не стремились создавать для фильма законченные музыкальные номера, «Шербурские зонтики» послужили источником нескольких популярных песен, причём одна из них — заглавная — обошла весь мир.

Заслуженный успех фильма оказал решающее воздействие на решение Катрин Денёв посвятить себя кинематографу. Она в первый раз играла очень подходящий для неё образ. Жак Деми сумел выгодно оттенить её тонкий, романтический талант.

«Шербурские зонтики» — фильм, замысел которого, по свидетельству Денёв, все считали безумным, — ждала счастливая судьба. Он имел коммерческий успех, в том числе и за океаном. Он стал синонимом «истинно французского» фильма, своего рода классикой.