Р. Гоффэн, автор одной из первых книг о джазе, в 1930 году писал: "Армстронг не просто "король джаза", он душа этой музыки… Он являет собою тот уровень, на который в джазовой музыке равняется все. Он — единственный неоспоримый гений, которым обладает американская музыка".

Л.С. Мархасев отмечает: "До сих пор есть многие, которым, мягко говоря, неприятны "горловой" голос Луи Армстронга, его "скэт" — звукоподражания: бессмысленные на первый взгляд звукосочетания, заменяющие слова. Говорят: "Он не поет, а хрипит, давится". Но Армстронг довел до предела — и предел этот нередко совершенен — народную негритянскую манеру подражать в пении инструментам. Отсюда дробящиеся, шершавые "комки звуков" в горле Армстронга, его клокочущее вибрато, его "скэт" — выкрики, то горестные, то радостные, его "o, yes", вздохи, бормотания, смех… В нем джаз обрел не только единственного в своем роде певца, но и единственный рождающийся раз в столетие двуликий "инструмент джаза" где труба и голос неразделимы".

Луи Даниел Армстронг родился 4 августа 1901 года. Вероятно, ему самой судьбой было уготовано стать джазовым музыкантом: ведь он родился в Новом Орлеане, на родине американского джаза. Детство его прошло в одном из бедных кварталов города, где царили свои законы, далеко не всегда совпадавшие с официальными. Отец Армстронга, истопник на скипидарной фабрике, бросил семью, когда Луи был еще младенцем. Поэтому мальчик практически вырос на улице, зарабатывая на жизнь чем придется: разгружал суда в порту, развозил уголь, продавал газеты.

"Уже в пятилетнем возрасте, находясь в церкви или бегая за шествиями, я напрягал слух, стараясь различить инструменты, узнать произведения", — вспоминал впоследствии сам Армстронг в книге "Мой Новый Орлеан".

Из-за глупой выходки, когда Луи ради баловства выстрелил из пистолета на улице, его задержали и отправили в негритянский приют для беспризорных детей, где он провел восемнадцать месяцев.

В колонии был духовой оркестр. Спустя какое-то время Армстронг стал осваивать альтгорн — оркестровый инструмент, похожий на корнет, но с более низким тоном звучания. Позднее он писал: "Я пел уже многие годы, и инстинкт подсказывал мне, что альтгорн столь же неотъемлемая часть оркестра, сколь баритон или тенор — квартета. Партия альтгорна мне удавалась очень хорошо".

Освободившись в шестнадцать лет, Армстронг продолжал зарабатывать на жизнь с помощью музыки. Такой путь прошли практически все негритянские джазисты. Вначале он играл в составе духовых оркестров в барах и на речных пароходах, плававших по Миссисипи, в спортивных залах, на танцах и праздниках.

В 1917 году Армстронг уже сам руководил одним из джаз-бэндов. Его судьба изменилась, когда он встретил своего первого наставника Джо Оливера, ведущего джазмена в Новом Орлеане. В 1922 году он пригласил Армстронга вторым корнетистом в свой чикагский оркестр. Здесь Луи впервые начал играть на трубе.

Оливер проявлял трогательную отеческую заботу о молодом музыканте. Луи Армстронг до конца своих дней считал этого, по его выражению, "великого мастера" раннего джаза человеком, которому он больше чем кому бы то ни было обязан всеми своими профессиональными достижениями. Большое влияние оказала на него и пианистка из ансамбля Оливера Лил Хардин, получившая, в отличие от большинства джазовых музыкантов того времени, классическое музыкальное образование. Впоследствии (в 1925 году) Лил стала женой Армстронга и вошла в состав его знаменитой "Горячей пятерки".

В 20-е годы Армстронг пытается организовать свою группу, но это у него получилось не сразу. Не успев собраться, группы распадались, хотя некоторые из них стали известными, как, например, "Горячая пятерка" и "Горячая семерка". Армстронг привлекал всех своей задушевной и чистой игрой на трубе, своими импровизациями и сиплым голосом. Вскоре он окончательно переходит на сольные выступления с большим джаз-оркестром.

Полагают, что именно Армстронг разработал особую манеру исполнения — пение "скэтом": род джазового пения, когда мелодия импровизировалась, к ней добавлялся бессмысленный набор слов и она служила как бы своеобразным дополнительным инструментом.

Глуховато-гортанный голос Армстронга-певца вызывал неоднозначную реакцию: его сравнивали то с железными опилками, то с растительным маслом на наждачной бумаге, то с грохочущей коробкой передач автомобиля, полной арахисового масла.

Но главное у Армстронга было иное — ярко эмоциональная манера исполнения, сопровождаемая белоснежной улыбкой.

В 1925 году Армстронг возвращается в Чикаго, где записывает ряд завоевавших огромную популярность пластинок "Хот файв" и "Хот севн" ("Горячая пятерка" и "Горячая семерка"). Армстронг записывает первую пластинку, где использует "скэт". Эту манеру исполнения вскоре перенимают многие джазовые музыканты, так что возникает своеобразное модное поветрие.

Сейчас трудно установить, когда впервые Луи стал петь. Возможно, еще ребенком, в церкви. "Когда мне было десять лет, — вспоминает Армстронг, — мать брала меня в церковь, где я пел в хоре". В течение ряда лет он пел со своим квартетом на улицах Нового Орлеана. Но никаких других сведений о том, что Луи где-нибудь пел, нет.

Ударник "Кайзер" Маршалл рассказывает, что Армстронг начал петь с оркестром совершенно случайно. По четвергам в "Роузленде" устраивалось нечто вроде любительского представления, что было довольно распространенным в те годы видом развлечения. Из-за этого оркестр заканчивал свое выступление пораньше, сокращая его на целое отделение. "Однажды мы уговорили Армстронга выйти на сцену, — говорит Маршалл, — и спеть "Everybody Loves My Baby, But My Baby don't Love Nobody But Me". Он пел и подыгрывал себе на трубе… Публика пришла в восторг и с тех пор каждый четверг требовала, чтобы Луи пел". Может, это было так, а может, иначе. Хендерсон вспоминает: "Примерно недели через три после прихода Армстронга в наш оркестр он попросил разрешения спеть сольный номер. Вначале я не очень-то понимал, как можно петь с таким голосом, как у Луи, но в конце концов дал согласие. Он был великолепен. Все оркестранты полюбили его пение, а публика — так та вообще сходила с ума. Я думаю, это было его первое публичное выступление как певца. Во всяком случае, я уверен, что с оркестром Оливера он ни разу не пел".

"…В 1925 году застенчивый, неуверенный в себе молодой человек внезапно осознает, что людям нравится его пение — пишет Д. Коллиер. — Нечего и говорить, что с этого момента он ловит каждую возможность петь со сцены. Это был переломный момент в его музыкальной карьере. Не прошло и пяти лет, как публика, да и сам Армстронг, стала воспринимать его не как замечательного джазового импровизатора, а как подыгрывающего себе на трубе певца".

В 1929 году Армстронг переехал из Чикаго в Нью-Йорк. Здесь его ожидал еще больший успех, особенно после его выступления в бродвейском ревю "Горячий шоколад".

Гарлем боготворит Армстронга. В своей книге "Жажда жить" Мезз Меззров рассказывает о том, как почитатели подражали всему, что делал Армстронг: "Луи всегда держал в руке платок, потому что на сцене и на улице сильно потел. Это породило настоящую моду — в знак симпатии к нему все юнцы ходили с платком в руке. Луи имел обыкновение с добродушной непринужденностью складывать руки на животе. Вскоре молодежь тоже стала скрещивать руки на животе, нога чуть впереди, белый платок между пальцами. Луи всегда был аккуратно одет, и самые неряшливые начали заботиться об одежде…"

В 1933 году он совершает большие триумфальные гастроли по странам Европы, удивляясь тому, что его прекрасно знают и что джаз имеет популярность за пределами Америки.

В начале 30-х годов брак с Лилиан потерпел крушение; Армстронг женился вновь, и вновь неудачно, и наконец, его женой стала Люсилл Уилсон, с которой он прожил до конца своих дней. Период с 1935 года до начала войны самый успешный в жизни Армстронга, это подлинный взлет творчества. Помимо концертной деятельности он успешно снимается в многочисленных голливудских кинофильмах, принимает участие в различных шоу и ревю.

К окончанию Второй мировой войны распространившаяся мода на вокалистов создает новые, более благоприятные условия для творчества Армстронга-певца.

В сентябре 1945 года Луи в сопровождении биг-бэнда и хора записал пластинку с "Blueberry Hill" на одной стороне и часто исполняемой в те годы песней "That Lucky Old Sun" — на другой. Пластинка, а точнее, первая из записанных на ней песен очень понравилась любителям музыки. Всего месяц спустя она заняла почетное двадцать четвертое место среди ста пользующихся наибольшим спросом записей.

Армстронг привлекает внимание фирмы "Decca". "Луи обладал своей неповторимой манерой пения, — вспоминает Милт Гэблер, — и мы предложили ему записать серию популярных песен… Луи очень нравились популярные песни. Он часто слушал их по радио, когда вел машину или во время отдыха. Если какая-то из них оказывалась ему по вкусу, он тут же брал ее на заметку".

В 1946 году Армстронг создает ансамбль "Ол старз" ("Все звезды"), с которым выступает, гастролируя по всему миру уже больше как певец, чем как трубач.

"Большинству поклонников Армстронга нравилось прежде всего его пение и те остроумные реплики, которыми оно сопровождалось, — пишет Д. Коллиер. — Но серьезное ухудшение состояния здоровья все больше мешало ему петь. В апреле 1958 года два известных отоларинголога из Вирджинского университета, побывав на концерте Армстронга, заинтересовались его голосом и попросили разрешения его обследовать. В направленном лечащему врачу Армстронга заключении они указали на поражение голосовых связок лейкоплакией — молочно-белыми наростами, возникающими при воспалительных процессах на слизистой оболочке. При этом было высказано предположение, что пациент уже много лет страдает данным заболеванием, возможно даже с детства.

Но публике, видимо, нравился хриплый голос Армстронга. Луи казался ей таким же милым и привлекательным, как любимый плюшевый медвежонок на буфете. В Армстронге было что-то такое, что не поддается никакому рациональному анализу. Его откровенность, искренность и прямота согревали души людей. Его пение делало их счастливыми".

Все чаще грампластинки Армстронга становились бестселлерами. Вслед за "Blueberry Hill" самой популярной записью года стала песня "Mack the Knife" из музыкального спектакля "Трехгрошовая опера" Бертольда Брехта и Курта Вайля.

В 1963 году один из театров Бродвея решил поставить музыкальный спектакль "Hello, Dolly!". Незадолго до премьеры продюсер решил, что неплохо выпустить в рекламных целях пластинку с записью заглавной песни. Начали искать исполнителя. По словам Милта Гэблера, кандидатуру Армстронга предложил некий Джек Ли, представитель музыкальной издательской фирмы "E.H. Morris", напечатавшей партитуру будущей постановки. "Ли направился к Глейзеру, которого знал многие годы, — пишет Гэблер, — с тем чтобы ангажировать Луи. Джо всегда охотно принимал такого рода предложения, поскольку записи пользующихся популярностью песен с удовольствием брали на радио. Так как трудно было предсказать, насколько успешным окажется все это предприятие, он потребовал вперед деньги за участие Армстронга в сеансе, а также подписал контракт на гонорар в виде отчислений за каждый проданный экземпляр будущей пластинки". В декабре 1963 года Армстронг вместе с ансамблем "All Stars", усиленным группой струнных инструментов, записал "Hello, Dolly!".

Как свидетельствует Корк О'Киф, Глейзер сразу же почувствовал, что пластинка будет пользоваться огромным успехом. Вскоре после выхода первой партии тиража О'Киф пришел в офис Глейзера. Поставив пластинку на проигрыватель, возбужденный менеджер забегал по кабинету, восклицая: "Нет, ты послушай, Корк! Это же явно бестселлер!"

Глейзер не ошибся. В мае 1964 года "Hello, Dolly!" заняла первое место, потеснив диск ансамбля "Битлз". Фантастический успех побудил фирму немедленно заключить новый контракт. Армстронг вместе со своим ансамблем делает записи своих наиболее известных пьес, включая "Blueberry Hill" и "A Kiss to Build a Dream on". Выпущенный вскоре альбом сразу занял первое место в списке наиболее популярных дисков.

Музыкальная карьера Армстронга достигла апофеоза, но здоровье его быстро ухудшалось.

Советский журналист Мэлор Стуруа писал с последнего концерта Армстронга в 1971 году:

"Сэтчмо был слаб, очень слаб. Он еще не оправился от болезни. (Вернее, он так и не оправился от нее.) Служители помогали ему подниматься на сцену и спускаться. И лишь на сцене он не нуждался ни в чьей помощи.

В тот вечер Армстронг не столько играл, сколько пел. В мехах-легких уже не хватало воздуха. Он держал инструмент, как обессиленные рыцари держат меч — опираются на него, а не фехтуют. Но голос Сэтчмо звучал по-прежнему, неповторимый голос, напоминающий дребезжащую по булыжной мостовой железную бочку, из которой капает мед… Он пел всего себя, пел тем самым мощным, многокрасочным, скульптурным сейсмическим вибрато, из которого, как из гоголевской шинели, вышли королевы блюзов Элла Фицджеральд и Билли Холидей, в котором черпал свое мужество Тарзан музыкальных джунглей нью-йоркского Гарлема, безвременно погибший от героина Джимми Хендрикс — полусумасшедший, полугений… Во втором отделении концерта Сэтчмо чаще прикладывался к трубе. Сэтчмо дул в трубу с таким ожесточением, словно познал наконец секрет, как можно обходиться без кислорода, как можно жить, не вдыхая его, а лишь выдыхая с муками творчества сквозь могучий "паккер" — через прожорливую трубу — в человеческие души смех и слезы, смех и слезы, смех и слезы…

Под занавес Армстронг спел свой последний "хит" — песенку "Хелло, Долли!" из одноименного бродвейского мюзикла. И, глядя на его ставшую в огнях рампы еще более одинокой мешковатую фигуру, на опущенные плечи, на лицо, залитое потом, на растопыренные в прощальном жесте пальцы правой руки, на трубу, струящуюся иссякающим медным потоком из ладони левой, прислушиваясь к завершающему раскату "Иеааас" с трясущихся рассеченных губ, весь зал неожиданно понял: человек на сцене пел не "Хелло, Долли!", а "Гуд-бай, Сэтчмо!"

Скончался Армстронг 6 июля 1971 года.