19 февраля 1964 года на операционном столе городской больницы Барнаула скончалась больная Клавдия Никитична Устюжанина. Раковый процесс, поразивший поджелудочную железу, охватил практически весь желудок и прилегающие к нему ткани. И доли шанса на спасение больной не оставалось, хотя бригада хирургов ещё долго пыталась бороться за её жизнь. Операцию проводил известный в крае профессор-онколог Израиль Исаевич Неймарк. Ассистировали ему ещё трое опытных специалистов. Посильно помогали и семеро студентов-практикантов, не считая сестринского персонала. Конечно, картина для каждого из них была совершенно очевидна: вместо поджелудочной железы — остаток уродливой, переродившейся ткани, утонувшей в огромном количестве гноя. Полтора литра его выкачали из брюшной полости пациентки! Теперь она уже труп. Чудес в таких случаях не бывает…

Ещё по инерции хирург отдавал приказания младшему медперсоналу, старшая операционная сестра с тревожными глазами в последний раз заботливо отёрла вспотевший лоб профессора. Но уже каждый чувствовал в своём сердце крошечный кусочек леденящего страха, который всегда приносит смерть.

Приглушённым голосом профессор распорядился вывезти труп из операционной и вышел переодеваться.

Спустя какое-то время незашитый труп — какой в этом смысл! — отправили в больничный морг. А на третий день туда явились родственники умершей, чтобы похоронить её, безвременно ушедшую из жизни: ровно двух недель не хватило Клавдии Устюжаниной до сорокапятилетия! Трагедия усугублялась ещё и тем, что оставался сиротой её восьмилетний сын Андрюша. Накануне операции Клавдия Никитична, зная, что ей предстоит, привела в порядок все свои дела: официально поделила имущество и недвижимость между родственниками, уладила всё, что могло оказаться неудобным для кого-то в случае её смерти. И вот только кровиночку свою вынуждена была оформить в детский дом, потому что не нашлось желающих взять его в свою семью.

А о том, что ей уже не выжить, сумела Клавдия Никитична выведать окольными путями. За год до трагедии она обследовалась в больнице (до этого боли в животе беспокоили её уже более трёх лет) и получила от врачей уклончивый ответ: обнаружили-де доброкачественную опухоль. Такова уж тогда была метода — обманывать явно обречённых. Ей также сообщили, что её история болезни передана в онкологический диспансер. И Клавдия Устюжанина отправилась туда под именем своей сестры. И ей как родственнице поведали всю правду. Потому-то и приготовилась она к уходу из жизни.

Но случилось невероятное. Санитары, пришедшие за трупом Устюжаниной, который пролежал в морге трое суток, обнаружили вдруг в нём признаки жизни: она явно шевелилась, пытаясь сесть! Первая реакция даже у видавших виды медиков была вполне естественной: бросив носилки, они в страхе бежали из морга. Мыслимо ли?!! Трёхдневный труп, располосованный и незашитый после операции, ожил! Потом уже целая депутация в белых халатах, забыв о морозе, неодетой кинулась в страшный ледник.

Воскресшую Устюжанину бережно подняли на верхний этаж больницы, где всё завертелось каруселью. СПУСТЯ ТРОЕ СУТОК ВОСКРЕС ЧЕЛОВЕК! От одной только мысли об этом всех бросало то в жар, то в холод. Ведь это был не летаргический сон, не воскрешение после клинической смерти (длящейся 10 – максимум 28 минут). Разум отказывался верить в произошедшее.

Трое суток в ледяном склепе под лёгкой простынкой! В таких условиях даже богатырь попросту бы замёрз. А там пролежало мёртвое, разрезанное тело, в котором уже не существовало поджелудочной железы, а желудок и другие органы были изуродованы непобеждённой раковой опухолью. Замелькали грифы «секретно», затрещали служебные телефоны, оповещая Москву о странном происшествии. Оттуда последовал только один приказ: МОЛЧАТЬ! Этим, наверное, и объясняется странная реакция местных эскулапов и их решение о дальнейшем лечении «больной».

А сама виновница нежелательной для местных властей шумихи в это время медленно возвращалась к жизни. Больше трёх суток в её мозг не поступала кровь и тем не менее он ожил! Как вспоминала потом сама Клавдия Никитична, трудно, болезненно «отходила» голова. До конца своих дней не снимала она тёплой шали с головы — так чувствительна стала она к малейшим перепадам температуры воздуха. А хирургов больше всего потрясло абсолютное обновление желудочно-кишечного тракта: он стал у вчерашней раковой больной совершенно чистым и здоровым, как у новорождённого младенца. Разводя руками, врачи констатировали факт: да, случилось ЧУДО, необъяснимое современной наукой.

Как считала Клавдия Устюжанина, ей, бывшей «покойнице», здорово навредили студенты — ведь им разрешили «попрактиковаться» на мёртвом теле. Они разрезали ей горло и повредили голосовые связки. Вот как вспоминает о том времени после воскрешения сама Клавдия Никитична:

«Через несколько дней, не зашив как следует горло и оставив свищ в боку живота, меня выписали домой. Громко говорить я не могла, поэтому произносила слова шёпотом. Когда я ещё находилась в больнице, мой мозг оттаивал очень медленно… Это проявлялось таким образом: например, я понимала, что это моя вещь, но как она называется, сразу вспомнить не могла. Или когда ко мне приходил сын, то я понимала, что это мой ребёнок, но как его звать, не могла сразу вспомнить. С каждым днём мне становилось всё лучше и лучше, хотя незашитое горло и свищ в боку живота не давали мне правильно есть. Когда я что-нибудь ела, то часть пищи проваливалась через горло и свищ.

В марте 1964 года я легла на повторную операцию для того, чтобы узнать о состоянии своего здоровья и чтобы зашили мне раны. Повторную операцию проводила известный врач Алябьева Валентина Васильевна. Во время операции я видела (проводилась она под местным наркозом), как врачи копаются в моих внутренностях, а, желая знать моё состояние, задавали мне различные вопросы, и я отвечала на них. После операции Валентина Васильевна в сильном волнении сказала мне, что в организме нет даже и подозрения на то, что у меня был рак желудка: всё внутри было, как у „новорождённого ребёнка“».

Уже нет в живых Клавдии Никитичны Устюжаниной; пришло время её естественной смерти, ведь она родилась в далёком 1919 году. Сегодня самыми точными сведениями располагает её сын, тот самый «маленький Андрюша», который стал священником с высшим духовным образованием. Вместе со своей матерью он прошёл ступени познания Бога, ни на минуту не забывая о том мире, в котором побывала его многострадальная родительница. Вот как это было.

«Прямо на операционном столе у меня наступила смерть. Сам процесс отделения моей души от тела я не чувствовала, только вдруг увидела я своё тело со стороны — так, как мы видим, например, какую-нибудь вещь: пальто, стол и т.п. Вижу и слышу, как вокруг моего тела суетятся люди, стараясь привести меня в чувство. Я всё слышу и понимаю, что они говорят. Чувствую и переживаю, но дать им почувствовать, что я здесь, что я их вижу и слышу, не могу.

Вдруг я оказалась в совершенно незнакомой мне местности, где не было ни жилых домов, ни людей, ни лесов, ни растений. И тут я увидела зелёную аллею — не очень широкую и не очень узкую. Хоть я и находилась на этой аллее в горизонтальном положении (то есть лёжа, а не так, как клинические смертники!), но лежала не на самой траве, а на тёмном квадратном предмете примерно 1,5 x 1,5 м. Однако из какого он материала, я не могла определить, т.к. не в состоянии была осязать его руками. Я не видела, чтобы там светило солнце, однако нельзя сказать, что было пасмурно. У меня появилось желание спросить у кого-либо, где я нахожусь. На западной стороне я увидела ворота, напоминающие своей формой Царские врата в храме Божием. Сияние же от них было настолько сильное, что если бы его можно было сравнить с сиянием золота или какого другого драгоценного металла, то оно было бы в сравнении с вратами углём.

Вдруг я увидела, что с востока по направлению ко мне идёт высокого роста Женщина. Строгая, одетая в длинное одеяние (как я узнала позднее — монашеское), с покрытой головой. Видны были строгое лицо, концы пальцев рук и при ходьбе — часть ступни. Когда она становилась ногою на траву, то та сгибалась, а когда убирала ногу, то трава разгибалась, принимая своё прежнее положение (а не так, как бывает на земле). Возле Неё шёл ребёнок, который доставал Ей только до плеча. Я старалась увидеть его лицо, но мне так и не удалось достичь своей цели, потому что он всё время находился от меня или в профиль, или спиной. Как я узнала позже (по возвращении на землю!), это был мой Ангел-хранитель. Я обрадовалась, думая, что когда они подойдут поближе, то я смогу узнать у них, где нахожусь.

Всё время ребёнок что-то просил у Женщины — гладил Её руку, но Она очень холодно обращалась с ним, не внимая его просьбам. Тогда я подумала: „Какая Она безжалостная! Если бы мой Андрюша просил у меня что-нибудь, как просит у Неё этот ребёнок, то я бы даже на последние деньги купила ему то, что он просит“. Когда они подошли ко мне близко, то Женщина, подняв глаза вверх, спросила: „Господи, куда её?“ Я услышала голос, который ответил Ей: „Её надо отпустить обратно, она не в срок умерла“. Это был как бы плачущий мужской голос — баритон бархатного оттенка. Когда я услышала это, то поняла, что нахожусь на небесах. Но вместе с тем у меня появилась надежда на то, что я смогу вновь спуститься на землю. Женщина спросила: „Господи, на чём её спустить, у неё волосы стриженные“. Я вновь услышала ответ: „Дай ей косу в правую руку под цвет её волос“. После этих слов Женщина вошла в ранее виденные мною ворота, но Её ребёнок остался возле меня».



Тогда, в 1960-е годы, весть о барнаульском чуде — воскресении из мёртвых Клавдии Устюжаниной разнеслась по стране. К её дому потянулись верующие. Указом партийного «головы» все дороги к дому Устюжаниной перекрывались нарядами милиции. Вскоре пожаловали в дом незваные гости: одни были в форме, другие — в штатском, — одним словом, прокурорско-милицейская бригада — и стали угрожать. «Ты что тут пропаганду религиозную разводишь, сектантка!» Клавдия Никитична безбоязненно заявила, что она не сектантка, а православная христианка. Это буквально взбесило главного из пришедших, который тотчас же перешёл на язык, предназначенный для «зэков»: «Да ты знаешь, куда я тебя упеку? Найду такое местечко, куда Макар телят не гонял!» Уверенная в своей правоте, Клавдия Никитична спокойно отвечала: «Не пугай. Я уже видела такие места, которые вам и присниться не могут. Вот там-то вы все и будете, если не покаетесь».

А тут и сосед усердствовал в «благородном негодовании»: не дают-де мракобесы ни отдыха, ни покоя, стучатся изо всех сил в дом, часто пугая квартиры. Отчасти так и бывало, поскольку паломникам днём все пути были перекрыты; вот они и пробирались ночами…

Тогда власти решили избавиться от «нарушительницы спокойствия», организовав против несчастной, ни в чём не повинной женщины судебные преследования. И каждый раз, когда она уходила на суд, сын Андрюша и верующие друзья становились на колени и читали акафисты Святителю Николаю и Божией Матери.

Судья упорно стремился обвинить Клавдию Никитичну в «религиозной пропаганде» (запрещённой при коммунистах), в «несанкционированной проповеди» и т.п. …Однако каждый раз обвиняемая возвращалась домой оправданной.

Преследования продолжались, и наступил тот роковой день, когда оставаться больше в родном городе было нельзя. Сын Клавдии Никитичны Андрей вспоминает, как мама встретила его однажды, идущего из школы, за много кварталов от родного дома, сказав, что немедленно нужно уезжать. Мальчик, было, возразил — ему ведь так хотелось пообедать после школы, — но мать умоляла его потерпеть, поскольку у дома её уже поджидал «воронок». И тут Андрюша вспомнил, что уже не раз домой приходили «дяди» — и в штатском, и в военной форме, выспрашивая мальчика, где его мать. На счастье, она, как правило, отсутствовала. Но однажды ей пришлось отсиживаться в шкафу. Андрей сказал тогда, что мама пошла в больницу. Ребёнок ещё не понимал, какая страшная угроза нависла над его семьёй, и только чувство тревоги передалось ему от матери. Он безропотно последовал за ней, навсегда покидая и родной очаг, и всё, что было там ему дорого, нужно и близко. Измученная женщина, бросив всё, с сыном отправилась за тридевять земель от родных мест и поселилась недалеко от Сергиева Посада (тогда — Загорска), близ святой обители Сергия Радонежского.

А у неё на родине для любителей «подробностей» был состряпан надёжный медицинский документ, где какая-то медсестра, как будто в спешке, записала: «Во время операции была клиническая смерть. Больная выписана с железнодорожной больницы под наблюдение онкодиспансера…»