Становление системы советов в России началось в конце февраля – начале марта 1917 г. и происходило весьма интенсивно и практически сразу на всех уровнях. В это время происходили кардинальные изменения в системе государственной власти в целом как в центре, так и на местах. Временное правительство Г.Е. Львова постановило упразднить фактически парализованный, не пользовавшийся никаким авторитетом в народе после падения самодержавия местный административно-полицейский аппарат (это коснулось, в частности, должностей губернаторов и вице-губернаторов, корпуса жандармов и полиции) [16, с. 419–420]. Вместо ликвидируемых «сверху» и «снизу» административных учреждений создавались новые органы власти. Часть из них возникла по инициативе Временного правительства (например, уездные и губернские комиссары), другая часть сформировалась независимо от него. К последней, создаваемой «снизу» категории, и относились советы. Памятуя о том, что первый общегородской Совет рабочих депутатов (Совет уполномоченных) возник в России еще в ходе ИвановоВознесенской стачки в мае 1905 г., можно было бы говорить не о создании, а о восстановлении советов в указанное время. Но опыт «советского строительства» в революции 1905–1907 гг. был еще не столь распространенным по сравнению с 1917 г., да и не столь продолжительным. Если говорить не об отдельных, локально действовавших органах, а о системе Советов, то она, несомненно, стала формироваться в России именно с конца февраля 1917 г.
Причины возникновения Советов, их цели и политическую природу весьма точно охарактеризовал еще летом 1917 г. в одной из своих статей А.А. Богданов. Отмечая, что Советы есть «учреждение революционно-правовое, а не государственно-правовое», он пояснял, что они представляют собой «органы революционной борьбы, орудие движения революции…» [1, с. 344–345]. Советы, по признанию как сторонников их, так и противников, были особой формой проявления общинного характера русского народа, они были продуктом «самобытного народного творчества» и в этом своем качестве являлись близкими, понятными или, проще говоря, «своими» органами власти для него [11, с. 382]. Именно с целью самим закрепить, защитить достигнутое и обеспечить решение новых революционных задач местное население приступало к созданию своих губернских, уездных и волостных советов, действовавших автономно от правительственных учреждений.

Проблемы избирательных отношений в исторической практике функционирования выборных начал и формирования народного представительства – Государственной Думы недостаточно изучены в отечественной историографии. Характеристика системы выборности и представительства предполагает выяснение сущности этих институтов в историко-правовой традиции России, выявление особенностей организации и порядка проведения выборов, изучение нормативно-правовой базы, регулирующей ход избирательного процесса.
Особый интерес в данном контексте приобретает изучение проблемы в региональном аспекте, в том числе рассмотрение хода избирательной кампании 1907 г. в III Государственную Думу в одном из наиболее отдалённых и специфических районов Российской империи – Приамурском генерал-губернаторстве.
Напомним, что депутаты Государственной Думы избирались на основе специальных избирательных законов (от 6 августа и 11 декабря 1905 г. и 3 июня 1907 г.), которыми утверждалась куриальная избирательная система по четырем куриям – от землевладельцев, городских жителей, крестьян и рабочих. Куриальность выступала в качестве важнейшего принципа проведения выборов. Следует отметить, что к рассматриваемому периоду большинство государств отказалось от её применения. Последней в Европе, сохранявшей приверженность политической традиции, оставалась Австрия. Однако и она с 1907 г. перешла к новым формам распределения групп избирателей.
Избирательный закон предусматривал установление цензов:
возрастного (25 лет) и оседлости (для всех курий, кроме землевладельческой). Землевладельческой и городской куриям устанавливался имущественный ценз. Для крестьянской курии имущественных ограничений не было. По курии рабочих избирательные права осуществлялись в соответствии с численностью работающих на предприятии. От участия в выборах отстранялись «опороченные по суду лица», несостоятельные должники, осужденные за уклонение от воинской повинности. Женщины участия в выборах не принимали, но могли предоставить свой ценз по недвижимому имуществу мужьям или сыновьям. Для всех курий (землевладельцев и горожан) выборы были двухстепенными: вначале избирались выборщики, а затем уже гласные Государственной Думы. Рабочие выбирали уполномоченных, которые затем избирали членов Думы. Крестьянам устанавливались четырёхстепенные выборы – от села, волости и губернии, которые избирали выборщиков, а последние – членов Думы [5].

1862-й год в России часто и обоснованно рассматривается в историографии как «год конституционного кризиса» (данное определение принадлежит Б.Э. Нольде) [7, с. 188]. Даже враждебный идее немедленного введения конституции К.Д. Кавелин отмечал: «Конституция – вот что составляет теперь предмет тайных и явных мечтаний и горячих надежд дворян; она во всех умах и сердцах» [6, с. 151]. Бесспорно, конституционная идея введения выборного элемента в центральное управление не могло не проникнуть и в печать. Этому способствовали и требования преобразований на дворянских собраниях 1862 г., особенно на тверском, и упорные слухи о даровании конституции в день празднования тысячелетия России [3]. Разумеется, конституционные требования могли проникать на страницы прессы лишь опосредованно, поскольку защита неприкосновенности самодержавия являлась одной из важнейших функций цензуры. Поэтому для характеристики настроений общества недостаточно использовать процензурированные издания, а необходимо обратиться к анализу газетных и журнальных статей, доставленных в цензуру и ею недозволенных.
Уникальным источником для характеристики умонастроений русского общества, особенно его оппозиционного крыла, является изданный в 1862 г. Министерством народного просвещения «Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 году» [12]. Этот сборник содержит полные тексты статей, запрещенных цензурой. Сочинения распределены по тематическим рубрикам, что облегчает использование сборника. Однако, к сожалению, чиновники цензурного ведомства не называли журналов и газет, для которых предназначались запрещенные статьи. Между тем подобные сведения необходимы для характеристики политической направленности того или иного периодического издания. В то же время, благодаря исследованиям И.Г. Ямпольского, установлено большинство изданий, которым предназначались эти статьи [13, с. 184–186].

К началу второго десятилетия XVIII в., несмотря на то, что война России со Швецией вступила в свою решающую стадию, военнополитическая обстановка сложилась таким образом, что Россия в связи с явной угрозой турецкого вторжения на Украину вынуждена была сконцентрировать основные силы на юге страны. Наряду с этим постоянная угроза нападения шведов определила и другие важные задачи военного строительства, одной из которых было создание надежных инженерных укреплений как в СанктПетербурге, так и на его ближних и дальних подступах. Необходимо было также осуществлять обширный комплекс инженерных мероприятий для закрепления на землях, возвращенных России в Прибалтике. Все это должно было окончательно решить задачу выхода России к Балтийскому морю. В этой связи на первое место выдвигались мероприятия по строительству военного и торгового флота и созданию для него хороших баз. Основание Санкт-Петербурга и его морского форпоста – Кронштадта, строительство флота и инженерных укреплений поставили перед правительством Петра I ряд сложных инженерных проблем, последовательность решения которых определялась ходом Северной войны.
В начале XVIII в. традиционное представление и практика возведения крепостей и защитных сооружений вокруг городов в Западной Европе и России предусматривали создание вокруг города единой системы укреплений, состоящей из стен, башен, рвов и других сооружений, опоясывающих город. Такой системе защиты городов был присущ серьезный недостаток – разрушение противником этого кольца в одном месте приводило к тому, что враг оказывался внутри укреплений и овладевал ими и городом. Примененная же тактика защиты города и строительство системы укреплений Петербурга для того времени была новой и опрокидывала традиционное представление и практику возведения крепостей, существовавшую в тот период [8, с. 85–86].

Современная социокультурная ситуация поставила перед системой образования задачи формирования универсальных знаний, умений, навыков, а также опыта самостоятельной деятельности и личной ответственности обучающихся. При этом основным результатом образовательной деятельности становится комплекс компетентностей в таких областях, как интеллектуальная, гражданская, правовая, коммуникационная, информационная и др.

Компетентность, на сегодняшний день являющаяся одной из целей как школьного, так и вузовского образования, представляет собой интегральную характеристику личности, которая определяет ее способность решать проблемы, возникающие в реальных жизненных ситуациях на основе полученных знаний.
По нашему мнению, для современного образования особенно
актуальными являются компетентность в сфере самостоятельной познавательной деятельности и в сфере гражданско-общественной деятельности.
Первая из них основана на усвоении способов приобретения знаний из различных источников информации и развитии умений учащихся самостоятельности, самоорганизованности. Вторая предполагает формирование высокого уровня правовой культуры и принятие основополагающих правовых норм.
Компетентность в сфере самостоятельной познавательной деятельности будет формироваться более успешно, когда образовательный процесс уже не станет только процессом запоминания и воспроизведения сообщенных учащимся фактов, а за счет включения их в различную самостоятельную работу, превратится в процесс активного овладения различными знаниями.
Компетентность в сфере гражданско-общественной деятельности можно формировать посредством включения исторического материала в преподавание дисциплин естественно-научного цикла на всех уровнях обучения. Например, исторический подход в преподавании физики состоит в том, что факты из биографии ученых, ознакомление с их научной деятельностью, интересами, убеждениями позволяют раскрыть перед учащимися процесс формирования научных понятий и теорий.

Переход на массовый выпуск оборонной продукции предприятиями в первый период войны происходил в условиях сложнейшей военной и социальной обстановки. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения районы были переведены на чрезвычайный режим управления и организации производства [16. с. 210–211].
В соответствии с постановлением этого высшего законодательного органа страны сотни тысяч военнообязанных призывных возрастов ушли с производственных участков и вступили в ряды действующей армии. Среди них было большое количество высококвалифицированных рабочих с машиностроительных и текстильных предприятий, большой отряд инженерно-технических работников. Этот процесс во многом затруднил оперативную перестройку заводов и комбинатов на массовый выпуск оборонной продукции. И только принятые меры по подготовке трудовых резервов позволили несколько ослабить остроту проблемы.
В условиях начавшейся Великой Отечественной войны ведущие промышленные предприятия Верхнего Поволжья были срочно переведены на мобилизационные условия работы. Так, Костромской завод «Рабочий металлист» уже 24 июня 1941 г. получил приказ наркома общего машиностроения П.И. Паршина об осуществлении такой перестройки. Под руководством инженерно-технических работников конструкторского бюро, отделов главного инженера и главного механика оперативно были изменены технологические схемы работы предприятия. Увеличение производства минометов и других боеприпасов было произведено за счет частичного свертывания производства гражданской продукции и перехода на 11часовой рабочий день при двухсменном режиме [1, с. 98]. Такая кардинальная перестройка нередко приводила к дисбалансу уже сформировавшихся систем производства оборонной продукции в регионе. Особенно пострадали от стремления все и вся перевести на выпуск вооружения предприятия текстильной, обувной промышленности, выпускающие рубашечное полотно, обмундирование, кирзовые сапоги и ботинки. Это нарушило сложившиеся связи между предприятиями. За этой перестройкой не всегда успевали переквалифицировать рабочих и инженерно-технический состав, полностью обеспечивать сырьем и другими ресурсами.

Каждый день этой войны уносил все новые жертвы (на советскогерманском фронте погибало ежесуточно восемь тысяч человек, в течение всей войны ежемесячно на фронт направляли для восполнения потерь около 600 тыс. человек) [11, с. 29, 32]. Требовалось все время изыскивать новые военные и трудовые ресурсы.
Конституция СССР (1936) подтвердила наличие в стране равноправия женщин и вместе с этим наложило на них соответствующие обязанности, не делая скидки на их «исключительность». К тому же государство, партийные, комсомольские и другие организации опирались на патриотический подъем женщин, использовали их добровольные устремления.
В первые дни войны 27 тыс. девушек только из Ленинграда добровольно ушли на фронт [5, с. 186]. В дальнейшем численность женщин-военнослужащих значительно возросла. Так, в январе 1944 г. на Ленинградском фронте только девушек-комсомолок было 28 тысяч [14. Оп. 2. Д. 7. Л. 19]. В народном ополчении было 40 тыс. женщин. Свыше 17 тыс. девушек записались в части МПВО.
Уже первые известия о вероломном вторжении фашистских войск в пределы нашей страны вызвали у женщин безграничное чувство патриотизма. На собраниях и митингах они заявляли о готовности встать на защиту Отечества, отдать Родине все свои силы, а если потребуется и жизнь. Женщины и девушки шли в партийные и комсомольские организации, в военные комиссариаты и там добивались отправки на фронт. В справке военного отдела ГК ВКП (б) от 13 марта 1942 г. говорилось: «С 30 июня 1941 года началась работа по отбору женщин медицинскими сестрами и сандружинницами в части армии народного ополчения, в истребительные батальоны, партизанские отряды и в части Ленфронта. 1941 г. – 31 925 девушек» [14. Оп. 12. Д. 13. Л. 92].

В 1941 – начале 1942 г. на оккупированной территории Восточной Карелии установилась и начала функционировать система военного управления.
Подготовка к возможному присоединению советской Карелии к Финляндии началась еще в апреле 1941 г. По поручению президента Р. Рюти под предстоящую аннексию была подведена «правовая основа», изложенная в работах: Я. Яаккола «Восточный вопрос Финляндии» и В. Ауэри и Э. Ютиккала «Жизненное пространство Финляндии». На переговорах о сотрудничестве с Германией 25–
26 мая 1941 г. и в дальнейшем обсуждались границы территориальных приращений Финляндии. С конца июня 1941 г. началась разработка оккупационной системы. Была продумана организация военного управления, утвержденная приказом главнокомандующего К.Г. Маннергейма от 15 июля 1941 г. и выработаны основные принципы деятельности в Восточной Карелии: развитие этой территории как равноправной части республики и обращение особого внимания на положение «национального» населения, которое считалось будущими гражданами Великой Финляндии, тогда как русских планировалось выселить за ее пределы.
Комендантом военного управления был назначен В.А. Котилайнен. Под его руководством работал штаб военного управления Восточной Карелии. Непосредственно на оккупированной территории были образованы окружные и подчинявшиеся им районные штабы. Волостями руководили коменданты, в деревнях были избраны или назначены старосты.
Первостепенной задачей органов управления было установление контроля над населением. С этой целью к концу 1941 г. была проведена перепись, лица старше 15 лет получили олескелулупа – разрешение на проживание в данной местности, были предприняты режимные ограничения и ущемление свободы передвижения.

Светодиодная технология в бытовых целях начала использоваться довольно давно. К сожалению в России и странах СНГ, она пока не получила должного распространения. Тем не менее, на полках магазинов по продаже осветительной техники все больше и больше новых вариантов данного типа и они начали активно привлекать внимание потенциальных покупателей.

Спорные вопросы технических характеристик

Очень много людей скептически настроены против данной технологии. Одни говорят, что такие лампы быстро ломаются, другие, что они дают непривычный свет, третьи грешат на малую производительность. Все это совсем не так. Современная светодиодная лампа 220 ватт ничем не отличается по своей осветительной мощности, от аналогичной лампочки накаливания. При этом такая лампа прослужит дольше, а потребит куда меньше. Низкий уровень потребления электрической энергии, это один из плюсов данной технологии в целом. Выносливости и долговечность, это еще один момент присущий данному решению. Кроме того, лампы практически не греются, занимают мало места, дают равномерный световой поток. На данный момент ни одна другая лампа не может подобный результат, при аналогичных технических возможностях. Есть ли у светодиодных ламп недостатки, спросите вы, недостатков у них просто нет.

В массовом народном сознании не было чёткого разграничения между трактирными и питейными заведениями, любое из них попросту называли трактиром или кабаком. Кабак появился на Руси только в XVI веке, его предшественником была корчма – «место, куда сходились для еды и питья» [3, с. 30]. Здесь обсуждались события общественной жизни, судьи разбирали тяжбы, звучали песни и струнные инструменты.
Само слово «кабак» пришло на Русь с нашествием монголотатар. Первоначально оно обозначало места продажи вина и до такой степени укоренилось в сознании русского народа и одновременно приобрело негативный оттенок, что Екатерина II в своё время приказала: «кабаки называть питейными домами, потому что от происшедших злоупотреблений название кабака сделалось весьма подло и бесчестно» [3, с. 97].
С 1779 года все кружечные дворы были переименованы в питейные дома, «на дверях кабаков были гербы и по праздникам вывешивался красный флаг, у некоторых ставилась ёлка. Позднее камер-коллегия запретила эти вывески и велела над кабаками делать надписи: «В сём доме питейная продажа» [3, с. 52].
Переименование кабаков в «кружечные дворы», потом в «питейные дома», не меняло их сути. Это были всё те же места продажи и распития спиртных напитков. Затем появились «ренсковые (винные) погреба» – «места, посещаемые лицами, которые считают для себя неприличным входить в питейный дом», но и «погреба» со временем приобрели репутацию заведений сомнительного рода» [2:13].
История возникновения и развития трактирного и питейного промысла Петербурга уходит своими корнями ко времени основания столицы.
Первое упоминание о трактирном заведении связано с Петром I. Точная дата открытия трактира «Австерия», находившегося на Троицкой площади, у северо-восточной стены Петропавловской крепости, является предметом споров. Ю. Л. Алянский связывает появление первого питейного и игорного заведения с основанием Петербурга 1704–1705, а И. А. Богданов это же событие относит к 1711 году. «Здесь подавали вино, водку, пиво, табак. Тут же происходила игра в карты… После посещения церкви в Австерию заходил царь – выпить чарку перед обедом» [1, с. 17]. Однако, в поденной записке, оставленной при Петре I, которая была заменена камерфурьерским журналом, от 5 ноября 1704 года осталась следующая запись: «Заложили Адмиралтейство и были в Остерии и веселились» [7, с. 155].